Название: Lilium candidum*
Автор: Mickey Yuchung (Shinigami)
[email protected]
Категория: Slash
Фэндом: K-Pop, Infinite
Пейринг: Мёнсу/Сонджон, Ухён, Сонёль
Жанр: angst, romance, AU
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: Насилие, нецензурная лексика.
Размер: миди.
Статус: в процессе.
Примечания: Мне никто не принадлежит, все совпадения с реально существующими людьми случайны.
Описание: *Лилия белоснежная (Лилия белая, Лилия чисто-белая) - многолетнее растение вид рода Лилия, имеющее двуполые цветки диаметром 5-7 см., правильные, очень ароматные и красивые, белого цвета. Не стойка для вредителей и вирусных заболеваний.
С древности у многих народов считается символом красоты, совершенства, невинности, чистоты и непорочности. Подобно розе, является царственным цветком, ей приписывают божественное происхождение. Согласно сказаниям, лилия росла в раю во времена Адама и Евы, но и после искушения осталась так же чиста, как была.
Сможет ли такой нежный, невинный и наивный цветок выжить в нашем мире?
Глава 5. Часть 1Сонджон проснулся от боли в затекшей руке. Еле вытащив ее из-под головы, он потер ее другой рукой, морщась от неприятных ощущений, и замер, пытаясь свести их к минимуму. Ему показалось, что он слышит тихое шипение крови, струящейся по давно опустевшим сосудам. Когда все прошло, он снова откинулся на сиденье, неожиданно заметил на себе плед, который никогда раньше не видел, и покосился на Мёнсу. Тот с невозмутимым лицом вел машину и даже не взглянул в его сторону. Джонни вздохнул и отвернулся к окну. Он еще вчера решил не разговаривать с хёном, и сегодня был первый день за все время поездки, когда он не сказал ему «Доброе утро».
Мёнсу сразу понял, что его игнорируют, и даже слегка обрадовался этому. Он внутренне боялся того момента, когда Джонни проснется, боялся того, что он может сказать или сделать, особенно того, что он снова сбежит. А так... мелкий надулся, но все-таки остался с ним. «Можно будет поговорить позже, когда он отойдет».
Чем дальше они ехали, тем отчетливее чувствовалась эта потребность в разговоре, но пока никто не хотел его начинать.
Сонджон смотрел в окно, на однообразный пустынный пейзаж, изредка мелькающие деревья, кустарники и мелкие речушки, совершенно не обращая ни на что внимания, сосредоточившись лишь на своих мыслях. Больше всего он хотел бы избавиться от воспоминаний, но все тело болело и напоминало о том, что произошло вчера ночью. Болело горло, спина, пощипывало губы, и, конечно, ныла задница. Джонни невесело усмехнулся. Про ноги вообще лучше не вспоминать, ведь вчера он прошел не одну милю. Еще его слегка морозило, что было совсем уж неожиданно, и приходилось то и дело кутаться в плед. Тишина давила на уши, Джонни даже подумывал о том, чтобы позвонить своему лучшему другу, но в последний момент передумал. Тот наверняка еще дуется, ведь он был крайне против его поездки - тогда они впервые основательно поссорились.
Ближе к полудню таких вот одиноких размышлений оба пришли к разным выводам. Сонджон решил при первой же возможности показать хёну, что он не игрушка, и уж тем более, не его собственность, которой он может вот так спокойно распоряжаться: захотел – трахнул, захотел – затащил в машину. Мёнсу же твердо решил поговорить с мелким, извиниться и, возможно, даже объяснить причину, по которой они не могут быть вместе. Настоящую, а не ту отмазку, что он придумал вчера, пожалев Джонни.
Несмотря на это, они оба изо всех сил пытались оттянуть «момент истины» и молчали до последнего. Когда Мёнсу вечером припарковал машину возле отеля, тянуть дальше стало невозможно. Он решительно развернулся к Сонджону и только открыл было рот... как внезапно у того зазвонил телефон. Мёнсу сразу отвернулся и решил подождать, пока он закончит, и все-таки поговорить. Он по привычке стал нервно барабанить пальцами по рулю, а Джонни наконец-то взял трубку:
- Привет, мам. Да, я в порядке, - он поморщился – не любил лгать родителям. – Дома, где мне еще быть? – Мёнсу усмехнулся, но промолчал. – А папа где? Как всегда... ну поцелуй его от меня. Ага, пламенный привет передавай. Как вы там?
Дальнейшие фразы Джонни Мёнсу пропускал мимо ушей, но парочка его насторожила:
- Сонёль? – мелкий явно замялся. - Да мы почти не видимся, у него же тоже сессия. Он все равно знает, что я его люблю, - Сонджон засмеялся.
«Лучше бы я покурил на улице, как собирался!» - подумал Мёнсу и, психанув, выскочил из машины. Он не понимал сам себя – откуда взялась эта ревность, если они с Сонджоном даже не встречаются? Да и раньше он никогда не был настолько собственником. А с мелким это доходило до абсурда, хотелось стукнуть его дубиной по башке и унести в пещеру, как поступали первобытные люди, подальше от чужих глаз и рук. Мёнсу злобно пнул какой-то камень и сплюнул. Вытащив чемодан Джонни с заднего сиденья, он буквально побежал в гостиницу, заказал первый попавшийся номер и закурил уже в нем. Никотин потихоньку расслаблял и успокаивал нервы. «С чего я вообще решил, что это обязательно его парень? Разве он вот так просто говорил бы о нем с мамой? – думал Мёнсу, рассматривая белый дым от сигареты. - Но, с другой стороны, она может думать, что это просто его друг. Что-то тут не чисто», - решил он, вспомнив, как мелкий смутился при упоминании этого Сонёля, и, поднявшись, пнул небольшой столик, который от удара опрокинулся, и стоявшая на нем ваза разбилась вдребезги. Мёнсу лишь зловеще ухмыльнулся своим мыслям и пошел в душ.
Сонджон зашел, тихо скрипнув дверью, когда Мёнсу уже лежал на своей кровати, отвернувшись к стене. Он не хотел видеть мелкого и говорить с ним, просто хотел знать, что он здесь и с ним все в порядке, поэтому даже не повернулся. Джонни повозился в сумерках комнаты, не включая свет - он достал свои вещи из чемодана и пошел в душ. Услышав шуршание воды, Мёнсу задремал, но снова проснулся, когда мелкий вернулся из ванной. Сонджон вытащил из сумочки обезболивающее и выпил его - тело болело уже намного меньше, чем утром, но все же он решил немного полежать. Когда он устроился на соседней кровати, которая была ближе к выходу, Мёнсу успокоился и отрубился.
Джонни не хотел засыпать, но тишина и спокойствие комнаты убаюкали его, и он ненадолго задремал. Проснувшись через полчаса, стал судорожно собираться, стараясь не разбудить хёна, хотя, в принципе, разницы не было. Он оделся почти так же, как тогда в клуб, только выбрал другую майку – обычную, серовато-белую. Подводя глаза в ванной перед зеркалом, он изо всех сил сдерживал дрожь в руках и как всегда «вовремя» появляющиеся слезы. Ему казалось, что он предает что-то... или кого-то... Что за бред? «Я докажу тебе, что я не игрушка», - он в последний раз взглянул на спящего хёна и, решительным движением закинув сумку на плечо, толкнул дверь.
Мёнсу снова проснулся в тишине, темноте и одиночестве. Только на этот раз он понятия не имел, где искать Сонджона.
Выйдя из отеля на свежий воздух, Джонни мгновенно почувствовал себя лучше. Все мучившие его до этого беспокойства окончательно сменились решительностью, которая чувствовалась в каждом его шаге. Какой-то подвыпивший парень на улице присвистнул ему вслед, заставив рассмеяться. Сонджон выпрямился и пошагал дальше, выискивая глазами необходимую ему вывеску. По всей видимости, клуба в этом городе не было, но зато отыскался бар с танцплощадкой в придачу. «То, что надо», - подумал Джонни, и уже через несколько минут он спокойно попивал в этом баре мохито, сидя за стойкой и размышляя о смысле жизни. Рядом уже увивался какой-то симпатичный паренек-американец, пытаясь всеми способами подкатить к нему, отвешивая комплименты и рассказывая забавные истории. Сонджон улыбался ему из вежливости и думал, пристально рассматривая полированную поверхность стойки и свой бокал: «Как я умудрился из всех людей на свете оказаться рядом с этим мрачным типом, от которого и пары слов-то не дождешься? Вон какой милый парень, как его там... старается».
«Мрачный тип», проснувшись и не обнаружив Сонджона в поле досягаемости, разозлился не на шутку. Он внимательно осмотрел номер: чемодан на месте, немного разворошен, в ванной на полке под зеркалом нашлась черная подводка для глаз, повсюду стоял запах духов, сумки нигде не было. Мёнсу быстро оделся, хмурясь от внезапно нахлынувшего чувства дежавю, и отправился на поиски. Долго искать не пришлось – в паре кварталов от гостиницы сияла большая вывеска местного бара, и, заглянув туда, он увидел Джонни собственной персоной, который сидел за барной стойкой и мило кокетничал с каким-то хмырем. Еле справившись с волной злости, прошедшейся по всему телу, Мёнсу подошел, сел на свободный стул рядом с мелким и уставился на него.
Покосившись налево, Сонджон напрягся – он совсем не ожидал, что хён припрется сюда и найдет его. Честно говоря, он вообще думал, что Мёнсу проспит до утра, и теперь откровенно паниковал, не зная, что делать. Решив просто не обращать на него внимания, он повернулся к парню, сидящему с другой стороны и все еще пытающемуся привлечь его внимание, и улыбнулся ему, состроив глазки. Тот, воодушевленный этим жестом, подвинулся и приобнял мелкого за талию. Сонджон, не ожидавший такой быстрой реакции, замер в шоке, смотря круглыми глазами на незнакомца. Он уже чувствовал надвигающуюся бурю, и не ошибся.
Внезапно Мёнсу, у которого разве что пар из ушей не валил от злости, схватил Джонни за руку и резко выдернул его из чужих объятий. Не дожидаясь пьяных разбирательств со стороны пока охреневшего американца, он быстро потащил Сонджона на улицу и запихнул в машину. Тот даже не пытался сопротивляться, просто отвернулся к окну и сложил руки на груди, хмурясь.
Мёнсу сам себе напоминал выкипающий чайник. Если бы кто-нибудь сейчас встал на его пути, он, скорее всего, просто убил бы этого несчастного. Едва не сбив по дороге нескольких человек, он неаккуратно припарковался, снова схватил Джонни за руку, хотя хотелось за волосы, и потащил в отель.
- Хён... – захныкал мелкий, но Мёнсу его прервал, яростно прошипев:
- Дома поговорим!
«Дома?» - удивился Сонджон, и слова «Мне больно, отпусти!» застряли у него в горле.
Пинком открыв дверь, Мёнсу включил свет в комнате и со всей дури швырнул Джонни на пол.
Глава 5. Часть 2Сонджон упал на колени и больно ударился о пол и стену, но тут же подскочил и выпрямился, смерив хёна яростным взглядом. Мёнсу подошел к нему практически вплотную, заставив отступить на шаг. Его глаза все так же пылали злостью, способной, казалось, сжечь всю эту гостиницу дотла. Рассматривая Джонни, он недоумевал, что же именно в нем заставляет все его чувства обостряться настолько, что кровь закипает в венах, а руки начинают мелко трястись?
- Зачем ты меня сюда притащил?! – Сонджон вскинул подбородок, начиная разговор с обвинений. – Не дал развлечься как следует!
- Это для тебя нормально? – Мёнсу сузил глаза, все еще пытаясь контролировать эмоции. – Сегодня с одним, завтра уже с другим! – неосознанно повысил он голос.
- А тебе-то какая разница! – также на повышенных тонах возмутился мелкий. – Ты сам сказал, что я тебе даже не нравлюсь, так зачем все это?! – он уже начинал откровенно истерить. - Иди трахни кого-нибудь другого и успокойся, шлюху сними, в конце концов! Я больше не буду твоей подстилкой на одну ночь!
Глаза Мёнсу сузились еще немного, он сжал губы, уже не в состоянии скрыть ярость и дикую злость, пожирающие его, а также боль, которую принесли ему слова Сонджона. Он сжал руки в кулаки и в следующую секунду один из них заехал мелкому по лицу, от удара тот снова улетел на пол.
- Блять! – прижав руку к разбитой губе, он увидел кровь и снова резко подскочил, ударяя хёна в ответ снизу в челюсть. Услышав, как клацнули зубы, он поморщился, но не успел опомниться, как ему снова прилетело по лицу. Удар был немного смазан – Мёнсу целился в скулу, а в итоге получилось и в нос. Из него тут же потекла кровь, перепачкав Джонни губы и подбородок, а сам он ударился затылком о стену, чуть отлетев назад.
Рассердившись еще больше, он изо всех сил толкнул хёна в грудь обеими руками. Самым глупым в этой ситуации было то, что даже сейчас он хотел его больше всего на свете, что бы тот ни сделал, желание заполучить его полностью только возрастало, причем кратно. То же самое чувствовал и Мёнсу. Он толкнул Джонни так, что тот снова ударился головой и стал медленно оседать на пол, тогда он подхватил его хрупкое тело и прижал запястья к стене, больно сдавив их руками. Опомнившись, Сонджон попытался вырваться, распиливая его взглядом сейчас почти черных глаз на кусочки. На нем была лишь легкая майка, куртка осталась в машине, и это заставляло Мёнсу терять рассудок от его близости, звереть все больше и больше и вообще не осознавать, что он творит.
Хищно облизнувшись, он быстрым движением задрал вверх, до самого подбородка, тонкую ткань майки Джонни, едва не разорвав ее, и укусил его, потом еще и еще. Мелкий не сразу сообразил, что одна его рука уже свободна, а когда понял, было уже поздно пытаться протестовать. Руки сами собой безвольно опустились вдоль тела, потому что каждый укус сопровождался не только резкой болью, но и таким же острым удовольствием, обжигающим все его тело огнем. Он сжал зубы, чтобы не застонать, и не сопротивлялся, когда хён стащил с него майку и бросил ее на пол. Очнулся Джонни оттого, что Мёнсу прижал его к прохладной стене голой спиной, удерживая за плечи и начиная кусать уже в шею, правда, эти укусы гораздо более походили на поцелуи, чем прежние. Сонджон попробовал освободиться еще раз, но добился лишь того, что его запястья снова оказались словно в тисках. В который раз начинающаяся истерика от собственного бессилия, причем не только физического, сотрясала его тело.
У Мёнсу на миг промелькнула мысль о том, что это явно изнасилование, но сейчас ему было глубоко наплевать, даже если впоследствии его сожгут на электрическом стуле. Хуже было бы не прикоснуться к этой нежной коже еще раз, никогда больше не поцеловать Сонджона и не подержать его в объятиях... И пусть сейчас Джонни в его руках бился и плакал, Мёнсу уже предвкушал, что будет дальше. Он должен суметь покорить его, и как можно быстрее.
Сонджону стало еще сложнее сопротивляться самому себе, когда хён добрался почти нежными поцелуями по его шее до подбородка. Мелкий судорожно сглотнул, переставая так активно вырываться на некоторое время. Тогда Мёнсу снова отпустил одну руку, стер ладошкой его кровь на губах и под носом, и неожиданно мягко поцеловал. Джонни закрыл глаза, просто наслаждаясь этим моментом, хватка на его запястье ослабла, а потом и вовсе исчезла, осталось лишь осторожное, ласкающее прикосновение сладких губ, напоминающее о их первом поцелуе.
- Хён! – не выдержав, наполовину прошептал, наполовину всхлипнул он и бросился на шею Мёнсу, сам целуя его в ответ. На этот раз получилось гораздо более страстно, слюняво и больно из-за разбитой губы, но последнее его не останавливало. Его бы сейчас вообще ничего не остановило - после того, как он снова признал свои чувства и показал их хёну.
Оторвавшись ненадолго, Мёнсу начал покрывать поцелуями его ушко, бесконечно шепча: «Я хочу тебя», а Сонджон только и мог, что отвечать ему: «Да». Он почувствовал, как хён прикусил мочку его уха и облизал ее, его рука шарила по животу мелкого, немного грубовато лаская пылающую кожу. Джонни рванул футболку хёна наверх, потом попытался расстегнуть свои джинсы, но пальцы не слушались, и Мёнсу взял все в свои руки. Быстро раскидав одежду по полу, он снова припечатал Сонджона к стене, добравшись руками до его ягодиц и сжимая их. Мелкий застонал и крепче сомкнул руки на его шее, закидывая одну ногу на талию. Как ни странно, это не выглядело ни развратно, ни пошло, а скорее доверчиво и подкупающе наивно. В его больших черных глазах сейчас с легкостью можно было бы прочитать не только страсть, но и прямо-таки излучающую свет любовь. Заглянув туда, Мёнсу понял, что ни один из них больше не может ждать, им просто необходимо срочно стать одним целым, чтобы чувствовать только кожу, дыхание и тепло друг друга. Облизав два пальца, он наскоро и не до конца подготовил Джонни и тут же вошел в него, приподняв за бедра. У Сонджона из глаз полились слезы, ему было больно – больно внутри, больно от сжимающих пальцев и оттого, как резко и грубо Мёнсу двигался. Он постарался расслабиться, опираясь на стену и держась за шею хёна мертвой хваткой. Постепенно боль перестала быть такой всепоглощающей и дала ему возможность дышать, он больше не всхлипывал, а только стонал и изредка негромко вскрикивал от удовольствия, едва успевая отвечать на яростные поцелуи хёна. Последним, что он запомнил, стала яркая вспышка наслаждения, пронзившая все его тело, после которой он потерял сознание.
Мёнсу проснулся глубокой ночью и попытался вспомнить, что было вчера, если у него так ломит все части тела. В комнате стоял тяжелый запах крови и секса. Повернувшись на кровати, он увидел рядом абсолютно голого Джонни, который лежал, ничем не укрытый, на спине. На его губе и груди засохла кровь, по всему телу были синяки, а худые ребра торчали, казалось, больше чем обычно. Мёнсу почувствовал, как его желудок и следом все внутренности немилосердно скручивает, и, подскочив с кровати, побежал в ванную. Опершись руками на унитаз, он долго блевал и все не мог успокоиться, а когда его отпустило, сел рядом, спиной облокотившись на стену и обнимая колени. Что же он наделал? Его все еще тошнило от самого себя. Даже электрического стула мало, чтобы искупить его вину.
Сколько раз он сам лежал после секса с переломанными ребрами, в луже собственной крови? Сколько раз попадал в больницу? Страшно даже просто посчитать. Но он больше никому этого не желал, а тем более Сонджону. И все же не смог сдержать себя, накинулся на него, как дикий зверь. Мёнсу посмотрел на свои руки – они все еще хранили каждое прикосновение, также как уши помнили каждый стон. Его снова затошнило, но блевать больше было нечем. Он встал, тщательно почистил зубы и быстро принял душ.
В номере ничего не изменилось: осколки разбитой вазы поблескивали на полу, рядом лежал перевернутый столик, разномастные пятна одежды, валяющейся там, где они ее бросили, смятая постель и спертый запах. Мёнсу торопливо открыл окно, и прохладный воздух волнами наполнил комнату, словно частично очистив ее. Он опустил голову и с минуту разглядывал свои ноги, просто потому, что боялся повернуться. В ванной шумела вода, медленно набираясь. Тихо прикрыв створку окна, он подошел к постели со стороны Джонни и сел возле него. Мелкий все так же, практически незаметно, дышал и не подавал иных признаков жизни. Мёнсу наклонился к его губам и еле слышно прошептал в них: «Я тебя никогда больше не трону», после чего нежно провел по его щеке пальцами, и тот сразу открыл глаза. Он хотел что-то сказать, но был не в состоянии даже разлепить губы.
- Молчи, - приказал Мёнсу и уже мягче добавил, - пойдем, помоемся.
Он взял мелкого на руки и потащил в ванную. Там как раз набралась вода, и он осторожно положил его прямо в до жути ароматную, ванильную пену. Придерживая рукой за плечи, Мёнсу стал аккуратно стирать кровяные разводы со щек Джонни, который послушно терпел и молчал все время, пока его мыли. Он разглядывал рисунок на светло-зеленом кафеле ванной и считал нарисованные на нем мелкие листочки, похожие на листья вишни, но каждый раз сбивался, не доходя и до десяти.
Мёнсу завернул его в белую махровую простыню, которая пахла стиральным порошком, и отнес обратно на кровать. Он хотел было пойти слить воду из ванны, но Сонджон очень тихо выговорил:
- Хён...
Мёнсу остановился, как вкопанный.
- Не уходи. – Попросил Джонни, и ему ничего не оставалось, как подчиниться его просьбе. Мёнсу лег рядом и осторожно обнял его со спины, чтобы согреть – в комнате все еще было прохладно. Сонджон слабо, словно приглушенно, сопел, постепенно пригреваясь в его руках, темные короткие волосы на его затылке были влажными и очень сладко пахли, так, что хотелось зарыться в них носом и уснуть, чтобы даже во сне этот запах не отпускал. Мёнсу чуть вытянул шею, чтобы быть поближе к нему. В груди поселилось теплое, даже какое-то домашнее чувство, и он недоумевал, почему настолько успокаивается одной мыслью, что этот мальчик рядом с ним, в его объятиях, что он жив и с ним все в порядке. Он чувствовал, что Джонни тоже не спит. И он имеет право знать.
- Тот парень, о котором я тебе говорил... Якобы мой идеал, - усмехнулся Мёнсу и почувствовал, что мелкий мгновенно напрягся. – Дело в том, что он у меня есть... Он ждет дома, в Лос-Анджелесе. Прости меня.
Сонджон закрыл глаза, он понял, что только что получил самый сильный удар из тех, что достались ему этой ночью. Вполне логичный вопрос – зачем тогда Мёнсу связался с ним – задавать было глупо и бессмысленно, ведь ответа он не получит. Он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Лучше уж жить совсем без любви, чем ощущать что-то подобное тому, что он ощущает сейчас – боль, отчаяние, усталость и полное нежелание жить вообще. Краем сознания он понимал, что хочет также, чтобы этот момент продлился вечно, но смысл желать неосуществимого? Джонни всегда считал, что на чужом несчастье счастлив не будешь, и теперь даже речи о том, чтобы добиваться хёна, не могло быть. Они смогут быть вместе лишь в его глупых, детских мечтах. Но он так желал этого, как не желал еще ничего в жизни! Почему все так несправедливо?
Неожиданно голос Мёнсу разорвал напряженную тишину между ними:
- Я пойму, если ты не захочешь меня видеть и разговаривать. Только... пожалуйста, выполни всего одну мою просьбу, это будет последним, о чем я попрошу... Позволь мне довезти тебя до дома, не уходи больше от меня.
- Хорошо, - прошептал Сонджон севшим голосом и, кашлянув, продолжил громче. – Тогда и ты выполни мою последнюю просьбу. Оставшийся нам день веди себя так, как будто мы парочка. Всего один день, сможешь, хён?
Мёнсу не мог поверить своим ушам. Он ожидал, что Джонни будет его ненавидеть. Что перестанет разговаривать и даже смотреть в его сторону. Это было бы вполне объяснимо, куда объяснимей, чем то, что он просит. О чем он вообще говорит?! Кое-как справившись с собой, Мёнсу ответил:
- Конечно. Спокойной ночи, малыш.
Это обращение больно резануло по совсем не готовому к такому сердцу Джонни. Невозможность и неосуществимость сдавили горло, лучше бы он никогда этого не слышал, потому что теперь уж точно забыть это не удастся. Когда он закрыл глаза, собираясь заснуть, по его щеке скатилась горячая слеза.
Глава 6- Доброе утро, милый, - Джонни проснулся от легкого поцелуя, как в сказке, и первым, что он услышал, были эти слова.
- Доброе утро, - прохрипел он в ответ – горло совершенно не хотело слушаться – и попытался улыбнуться, но не смог. Проведя языком по насохшей на разбитой нижней губе, соленой корочке, он почувствовал также боль в скуле – конечно, Сонджон не мог этого видеть, но там проявился красочный и аляповатый, словно детский рисунок, синяк. Мелкий попробовал шевельнуться, чтобы сесть, и тут же оставил все эти попытки, зажмурившись от боли в заднице, коленке, спине и затылке. На самом деле, ломило все тело, но этого он не разобрал из-за более сильной боли в этих его частях. Оставалось только беспомощно озираться по сторонам, что он и сделал.
Первичный осмотр показал, что на его кровати сидит хён, сияющий, как никогда, его волосы восхитительно влажные, как раз такие, к которым больше всего хочется прикасаться, а на тумбочке стоит поднос с едой. Джонни поморщился, что не могли не заметить внимательно, даже с опаской, разглядывающие его блестящие глаза.
Мёнсу вытащил из-под его головы подушку, придерживая мелкого за спину, и прислонил ее к спинке кровати, устроив поудобнее, затем уложил Джонни повыше. Получилось, что он не совсем сидел, но и не лежал, так что можно было покушать без угрозы подавиться и особых «приятных» ощущений от соприкосновения пятой точки с кроватью. Сам хён тоже подвинулся, ближе к нему, и налил что-то непонятное из чайничка, стоящего на подносе, в чашку. Останавливаться, чтобы спросить мнения Джонни, он явно не собирался.
- Хён, я не хочу есть, - Сонджон скорчил умоляющую рожицу, насколько ему позволяло состояние этой самой рожицы.
- Тебе обязательно нужно позавтракать, чтобы набраться сил, - промурлыкал Мёнсу каким-то несвойственным для него, еще более бархатным голосом, и провел кончиком носа по щеке Джонни, наклонившись. Он подобрался к ушку ошарашенного мелкого, пройдясь по виску, тепло выдохнул в него, вызывая у него дрожь по всему телу, и поцеловал в щеку. Отстранившись от замершего в чистом изумлении Сонджона, Мёнсу, как ни в чем не бывало, взял чашку и булочку с подноса, принимая крайне озабоченный вид. Он поднес кусочек к его губам и слегка надавил. Джонни открыл рот, и булочка тут же оказалась внутри.
- Они с шоколадом, очень вкусные, - заверил его Мёнсу. – А это кофе с молоком, - добавил он, заметив, с каким опасением смотрит на чашку в его руках Сонджон.
- Хён, мофет быфь я сам поем? – наивно поинтересовался Джонни, но его предложение было тут же отвергнуто как несостоятельное одним лишь взглядом.
Выпечка оказалась и в самом деле неплохой на вкус, а кофе с огромным количеством молока, как он любил. Когда Джонни откусил еще, ну... точнее, его заставили это сделать, он тут же получил легкий поцелуй.
- Вот молодец, - прошептал Мёнсу и улыбнулся, не отстраняясь от его губ, и Сонджону пришлось закрыть глаза, чтобы хоть как-то успокоить застучавшее в три раза быстрее сердце.
Мелкому пришлось смириться с ситуацией: еда – поцелуй, еда – поцелуй... да он и сам уже был не то, чтобы против. Эти мягкие, приятные «чмоки» стали его даже слегка успокаивать.
- Я больше не буду, хён, правда, - наконец, отвернулся он от очередного кусочка, который от такой неожиданности смешно ткнулся в щеку. – Лучше дай мне обезболивающее, в моей сумке. – Джонни чувствовал, что ничего страшного и по-настоящему угрожающего его здоровью вчера не произошло, но неприятная, сковывающая боль по всему телу не давала покоя, а все синяки не менее болезненно тянуло.
- Хорошо, - обреченно вздохнул Мёнсу. Он не имел права возражать после того, что натворил. По крайней мере, против обезболивающего.
Дождавшись, пока мелкий выпьет маленькую белую таблетку, он поднял его с кровати на руках.
- Хён?.. – удивленно выдохнул тот.
- Умоемся и поедем дальше, - коротко пояснил Мёнсу и понес его в сторону ванной.
Зеленые листочки на кафеле не изменились со вчерашней ночи, но Джонни так же усердно разглядывал их, как тогда. Мёнсу выдавил ему зубную пасту на щетку, придерживая слабо держащегося на ногах парня за талию. Начищая зубы, Сонджон отводил взгляд от хёна и сам не знал почему. Ему было неловко, но в то же время приятно, что о нем заботились с таким энтузиазмом. Еще более неловко стало, когда он закончил с умыванием и, вздохнув, повернулся к Мёнсу.
- Хён, в туалет я могу сходить и без твоей помощи, - может быть, в другое время он бы смеялся над глупостью этой фразы, но не сейчас.
Мёнсу тоже не смеялся, только серьезно кивнул:
- Я буду за дверью.
Джонни оперся руками на раковину, поднял глаза на свое отражение в зеркале и ужаснулся: на скуле был здоровенный синяк, губа опухла... а самым страшным были глаза – серые, потухшие, словно мертвые. Что он творит? Обманывает себя и любимого человека, цепляется за какой-то бледный призрак своей мечты... «О чем я только думаю! – он вскинул подбородок, и в глазах тут же зажегся упрямый огонек. – Сегодня лучший день в моей жизни! Единственный счастливый день».
Мёнсу, дожидающийся у двери, подхватил мелкого на руки сразу, стоило тому выйти. Завернув его в принесенный заранее плед, он отправился на выход. Джонни было так тепло и уютно, что он даже не возражал, тем более, что самостоятельно ходить пока не мог.
Девушки-администраторы за стойкой ресепшена оживленно переговаривались о чем-то, в остальном в холле первого этажа было пустынно. Джонни повернулся к ним неповрежденной стороной лица, закрываясь челкой, а то еще, чего доброго, поднимут тревогу из-за его вида, и мило помахал рукой. Мёнсу поудобнее перехватил его и гордо прошествовал к выходу, даже не посмотрев в сторону работников отеля.
- Смотри, как он о ней заботится! – восторженно пропищала одна из девушек, еще совсем молоденькая шатенка, с веснушками на носу и немного раскосыми глазами, другой, миловидной крашенной блондинке, сосредоточенно перебирающей какие-то бумаги. Через двойные стеклянные двери было видно, как Мёнсу открывает дверцу припаркованной перед входом машины, осторожно устраивает свою драгоценную ношу на переднем сиденье, откинув спинку назад, пристегивает ремнем безопасности и нежно целует в губки, прежде чем отправиться на свое место. – Вот девчонке повезло!
- Это парень, Агнес, - отойдя от шока, невозмутимо сообщила ей подруга. – Его зовут Джонни, насколько я помню.
- А ты откуда знаешь? – ошарашено переспросила та, все еще смотря вслед удаляющейся от гостиницы машине.
- Я вчера с ним разговаривала. Он очень милый и, правда, на девушку похож.
- Да уж...
Сонджон удобно устроился на сиденье - благодаря заботе хёна и таблетке, начинающей действовать, он почти не чувствовал дискомфорта. Так как он почти лежал, смотреть в окно было не очень-то и с руки, поэтому он, повернув голову в противоположную сторону, смотрел на Мёнсу. Спать пока совершенно не хотелось. Вообще весь день складывался весьма странно, хён был крайне разговорчив по сравнению с его обычным состоянием, он часто улыбался и даже казался счастливым. Иногда он поворачивался, ловил неизменный взгляд мелкого и снова улыбался.
Ближе к полудню, когда Джонни наконец-то задремал, их остановил полицейский. Покосившись на избитое лицо Сонджона, но ничего не сказав, он потребовал, чтобы Мёнсу показал документы. Тот достал их из бардачка и протянул в окно, но этого оказалось мало – полицейский захотел проверить багажник. В спешке небрежно бросив бумаги на свое сиденье, Мёнсу вышел из машины и покорно открыл предполагаемое место перевозки наркотиков и трупов.
Джонни равнодушно скользнул взглядом по водительским правам хёна и вдруг заметил, что под ними лежит доверенность. «Так тачка не его?» - заинтересованный мелкий взял доверенность и документы на владение машиной и быстро пробежал их глазами. Хозяином автомобиля значился некий Нам Ухён, от этого имени у Сонджона резко кольнуло сердце. «Неужели это его парень? Да по-любому, кто бы еще доверил ему свою машину?» - расстроенный этим открытием мелкий хотел было положить все документы на место, но неожиданно из открытого им бардачка выпала, прямо ему в руки, еще одна пластиковая карточка – водительские права. Джонни удивленно вылупился на симпатичного парня на фотографии, который и был тем самым Ухёном, судя по имени. Модная стрижка, нагловатая полуулыбка, так похожая на улыбку Мёнсу, и уверенный в себе взгляд – даже по фотографии было понятно, что этот парень всегда добивается того, чего хочет. «Красивый», - подумал Джонни, завороженно смотря на него, и расстроился.
Внезапно вернувшийся Мёнсу увидел в его руках карточку и понял все без слов, он тихо сел за руль и опустил взгляд, не желая сейчас встречаться с мелким глазами.
- Это он? – после непродолжительного молчания спросил Сонджон.
- Да, - коротко ответил хён, и Джонни закрыл глаза, снова почувствовав боль глубоко в сердце, последняя поселившаяся там глупая надежда растаяла без следа, как туман над полевой травой в ярком свете показавшегося солнца. Он аккуратно убрал все бумаги.
- А почему его права у тебя? – снова спросил Сонджон, удивленный, что самый ходовой в Америке документ для удостоверения личности так беспечно оставлен своим владельцем.
- Они ему не нужны, - пробормотал Мёнсу, заводя машину. Иногда Джонни ненавидел его манеру говорить загадками, но внезапно тот добавил, - ни одному полицейскому в городе не придет в голову его остановить.
Он явно больше не хотел говорить об этом, и Сонджон тоже замолчал, недоуменно нахмурив бровки. За все время разговора хён не то, чтобы не улыбнулся, он вообще выглядел так, словно ему очень неприятно вспоминать о своем парне. «Разве любимый человек может вызывать такие отрицательные эмоции? – думал Джонни. – Наверное, они поссорились», - решил он и снова постарался поскорее уснуть.
Пообедали они уже ближе к ужину – по дороге долго не попадалось ничего жилого, а потом резко пошли пригороды Лос-Анджелеса. Купив пиццу в какой-то забегаловке, Мёнсу припарковался у обочины небольшой дороги, уходящей куда-то в сторону от их пути, и снова кормил Джонни своим собственным способом, доставляющим удовольствие им обоим. Чем ближе они подъезжали к городу, тем печальнее становился мелкий, он чувствовал всем телом, как этот день ускользает от него, как песок сквозь пальцы или даже быстрее, как каждая счастливая или не очень минута, проведенная рядом с любимым хёном, остается в прошлом. В конце концов, он не выдержал этого давящего чувства обреченности и невозможности что-то изменить и заплакал.
Мёнсу, заметивший это, снова остановился и обеспокоенно повернулся к нему:
- Джонни, малыш, тебе больно?
«Еще как», - подумал Сонджон, снова услышав это обращение, он зарыдал еще сильнее.
- Все в порядке... хён... если говорить о моем физическом состоянии... – еле выдавил он сквозь слезы.
Эта фраза резко поубавила пыл кинувшегося к нему Мёнсу, он выдохнул, опустил спинку своего сиденья на тот же уровень, что и у мелкого, и лег, смотря ему в лицо, которое тот старательно прикрывал ладошками.
- Ты слишком много плачешь, Джонни, – констатировал он факт. – Это из-за меня, прости.
Сонджон не отвечал, и Мёнсу потянулся к нему, заключая в свои теплые объятия и успокаивающе поглаживая по волосам. Когда мелкий немного успокоился, он убрал ладони от лица и обнял хёна за шею, отчаянно прижимаясь к его губам и проникая языком в рот. Истратив на этот поцелуй все свои силы, он откинулся назад, наслаждаясь ласками хёна, который нежно-нежно целовал его лицо, проводил по нему носом и губами, согревая осторожным дыханием, подушечками пальцев стирая оставшиеся слезы. Потершись щекой о щечку Джонни, он заглянул ему в глаза. Сонджон понял, что именно сейчас ему нужно сказать то, что он давно хотел озвучить, но никак не решался. Если он так и оставит эти слова при себе, ему будет плохо вдвойне.
- Я люблю тебя, хён, - прошептал он, робко посмотрев в расширившиеся от удивления глаза Мёнсу. – Я хочу, чтобы ты знал, - вздохнув, Джонни прижался к нему, уткнувшись в плечо.
Всю оставшуюся дорогу они не разговаривали – Мёнсу сосредоточенно смотрел на дорогу, а Джонни, приподняв спинку, равнодушно глазел в окно. Чувствовалось приближение большого города - бесконечные яркие огни неоновых вывесок и фонарей не давали спокойно поспать, здания громоздились друг на друга, грозясь раздавить, а люди, несмотря на поздний час, сновали туда-сюда, словно муравьи.
Джонни строго-настрого запретил Мёнсу его провожать.
- Прощай, - бросил он и быстро выбрался из машины, когда они подъехали к его дому. За день мелкий отлежался, и теперь смог дотащить себя и чемодан до квартиры без потерь. «Прощай», - прошептал Мёнсу ему вслед. «Так будет проще», - думал Сонджон, уже открывая дверь. В тишине лестничной клетки раздавались лишь звуки его шмыганья носом. Он больше не плакал, чувствуя внутри одну пустоту, как будто душу вынули полностью, не оставив ничего.
Джонни жил неподалеку от Вениса, западного района Лос-Анджелеса, и Мёнсу пришлось затратить немало времени, чтобы попасть опять в пригород. Подъехав к большому особняку, стоящему в некотором отдалении от других, он сбавил скорость, кивнул охране, которая заранее открыла ворота, завидев его машину, и заехал во двор. Когда авто плавно остановилось, прошелестев шинами по камням аккуратной дорожки мраморного цвета, он глубоко вздохнул, разглядывая дом, больше похожий на дворец, во внешнем облике которого за время его отсутствия ничего не изменилось, и понял, что все кончено и назад пути нет.
Автор: Mickey Yuchung (Shinigami)
[email protected]
Категория: Slash
Фэндом: K-Pop, Infinite
Пейринг: Мёнсу/Сонджон, Ухён, Сонёль
Жанр: angst, romance, AU
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: Насилие, нецензурная лексика.
Размер: миди.
Статус: в процессе.
Примечания: Мне никто не принадлежит, все совпадения с реально существующими людьми случайны.
Описание: *Лилия белоснежная (Лилия белая, Лилия чисто-белая) - многолетнее растение вид рода Лилия, имеющее двуполые цветки диаметром 5-7 см., правильные, очень ароматные и красивые, белого цвета. Не стойка для вредителей и вирусных заболеваний.
С древности у многих народов считается символом красоты, совершенства, невинности, чистоты и непорочности. Подобно розе, является царственным цветком, ей приписывают божественное происхождение. Согласно сказаниям, лилия росла в раю во времена Адама и Евы, но и после искушения осталась так же чиста, как была.
Сможет ли такой нежный, невинный и наивный цветок выжить в нашем мире?
Глава 5. Часть 1Сонджон проснулся от боли в затекшей руке. Еле вытащив ее из-под головы, он потер ее другой рукой, морщась от неприятных ощущений, и замер, пытаясь свести их к минимуму. Ему показалось, что он слышит тихое шипение крови, струящейся по давно опустевшим сосудам. Когда все прошло, он снова откинулся на сиденье, неожиданно заметил на себе плед, который никогда раньше не видел, и покосился на Мёнсу. Тот с невозмутимым лицом вел машину и даже не взглянул в его сторону. Джонни вздохнул и отвернулся к окну. Он еще вчера решил не разговаривать с хёном, и сегодня был первый день за все время поездки, когда он не сказал ему «Доброе утро».
Мёнсу сразу понял, что его игнорируют, и даже слегка обрадовался этому. Он внутренне боялся того момента, когда Джонни проснется, боялся того, что он может сказать или сделать, особенно того, что он снова сбежит. А так... мелкий надулся, но все-таки остался с ним. «Можно будет поговорить позже, когда он отойдет».
Чем дальше они ехали, тем отчетливее чувствовалась эта потребность в разговоре, но пока никто не хотел его начинать.
Сонджон смотрел в окно, на однообразный пустынный пейзаж, изредка мелькающие деревья, кустарники и мелкие речушки, совершенно не обращая ни на что внимания, сосредоточившись лишь на своих мыслях. Больше всего он хотел бы избавиться от воспоминаний, но все тело болело и напоминало о том, что произошло вчера ночью. Болело горло, спина, пощипывало губы, и, конечно, ныла задница. Джонни невесело усмехнулся. Про ноги вообще лучше не вспоминать, ведь вчера он прошел не одну милю. Еще его слегка морозило, что было совсем уж неожиданно, и приходилось то и дело кутаться в плед. Тишина давила на уши, Джонни даже подумывал о том, чтобы позвонить своему лучшему другу, но в последний момент передумал. Тот наверняка еще дуется, ведь он был крайне против его поездки - тогда они впервые основательно поссорились.
Ближе к полудню таких вот одиноких размышлений оба пришли к разным выводам. Сонджон решил при первой же возможности показать хёну, что он не игрушка, и уж тем более, не его собственность, которой он может вот так спокойно распоряжаться: захотел – трахнул, захотел – затащил в машину. Мёнсу же твердо решил поговорить с мелким, извиниться и, возможно, даже объяснить причину, по которой они не могут быть вместе. Настоящую, а не ту отмазку, что он придумал вчера, пожалев Джонни.
Несмотря на это, они оба изо всех сил пытались оттянуть «момент истины» и молчали до последнего. Когда Мёнсу вечером припарковал машину возле отеля, тянуть дальше стало невозможно. Он решительно развернулся к Сонджону и только открыл было рот... как внезапно у того зазвонил телефон. Мёнсу сразу отвернулся и решил подождать, пока он закончит, и все-таки поговорить. Он по привычке стал нервно барабанить пальцами по рулю, а Джонни наконец-то взял трубку:
- Привет, мам. Да, я в порядке, - он поморщился – не любил лгать родителям. – Дома, где мне еще быть? – Мёнсу усмехнулся, но промолчал. – А папа где? Как всегда... ну поцелуй его от меня. Ага, пламенный привет передавай. Как вы там?
Дальнейшие фразы Джонни Мёнсу пропускал мимо ушей, но парочка его насторожила:
- Сонёль? – мелкий явно замялся. - Да мы почти не видимся, у него же тоже сессия. Он все равно знает, что я его люблю, - Сонджон засмеялся.
«Лучше бы я покурил на улице, как собирался!» - подумал Мёнсу и, психанув, выскочил из машины. Он не понимал сам себя – откуда взялась эта ревность, если они с Сонджоном даже не встречаются? Да и раньше он никогда не был настолько собственником. А с мелким это доходило до абсурда, хотелось стукнуть его дубиной по башке и унести в пещеру, как поступали первобытные люди, подальше от чужих глаз и рук. Мёнсу злобно пнул какой-то камень и сплюнул. Вытащив чемодан Джонни с заднего сиденья, он буквально побежал в гостиницу, заказал первый попавшийся номер и закурил уже в нем. Никотин потихоньку расслаблял и успокаивал нервы. «С чего я вообще решил, что это обязательно его парень? Разве он вот так просто говорил бы о нем с мамой? – думал Мёнсу, рассматривая белый дым от сигареты. - Но, с другой стороны, она может думать, что это просто его друг. Что-то тут не чисто», - решил он, вспомнив, как мелкий смутился при упоминании этого Сонёля, и, поднявшись, пнул небольшой столик, который от удара опрокинулся, и стоявшая на нем ваза разбилась вдребезги. Мёнсу лишь зловеще ухмыльнулся своим мыслям и пошел в душ.
Сонджон зашел, тихо скрипнув дверью, когда Мёнсу уже лежал на своей кровати, отвернувшись к стене. Он не хотел видеть мелкого и говорить с ним, просто хотел знать, что он здесь и с ним все в порядке, поэтому даже не повернулся. Джонни повозился в сумерках комнаты, не включая свет - он достал свои вещи из чемодана и пошел в душ. Услышав шуршание воды, Мёнсу задремал, но снова проснулся, когда мелкий вернулся из ванной. Сонджон вытащил из сумочки обезболивающее и выпил его - тело болело уже намного меньше, чем утром, но все же он решил немного полежать. Когда он устроился на соседней кровати, которая была ближе к выходу, Мёнсу успокоился и отрубился.
Джонни не хотел засыпать, но тишина и спокойствие комнаты убаюкали его, и он ненадолго задремал. Проснувшись через полчаса, стал судорожно собираться, стараясь не разбудить хёна, хотя, в принципе, разницы не было. Он оделся почти так же, как тогда в клуб, только выбрал другую майку – обычную, серовато-белую. Подводя глаза в ванной перед зеркалом, он изо всех сил сдерживал дрожь в руках и как всегда «вовремя» появляющиеся слезы. Ему казалось, что он предает что-то... или кого-то... Что за бред? «Я докажу тебе, что я не игрушка», - он в последний раз взглянул на спящего хёна и, решительным движением закинув сумку на плечо, толкнул дверь.
Мёнсу снова проснулся в тишине, темноте и одиночестве. Только на этот раз он понятия не имел, где искать Сонджона.
Выйдя из отеля на свежий воздух, Джонни мгновенно почувствовал себя лучше. Все мучившие его до этого беспокойства окончательно сменились решительностью, которая чувствовалась в каждом его шаге. Какой-то подвыпивший парень на улице присвистнул ему вслед, заставив рассмеяться. Сонджон выпрямился и пошагал дальше, выискивая глазами необходимую ему вывеску. По всей видимости, клуба в этом городе не было, но зато отыскался бар с танцплощадкой в придачу. «То, что надо», - подумал Джонни, и уже через несколько минут он спокойно попивал в этом баре мохито, сидя за стойкой и размышляя о смысле жизни. Рядом уже увивался какой-то симпатичный паренек-американец, пытаясь всеми способами подкатить к нему, отвешивая комплименты и рассказывая забавные истории. Сонджон улыбался ему из вежливости и думал, пристально рассматривая полированную поверхность стойки и свой бокал: «Как я умудрился из всех людей на свете оказаться рядом с этим мрачным типом, от которого и пары слов-то не дождешься? Вон какой милый парень, как его там... старается».
«Мрачный тип», проснувшись и не обнаружив Сонджона в поле досягаемости, разозлился не на шутку. Он внимательно осмотрел номер: чемодан на месте, немного разворошен, в ванной на полке под зеркалом нашлась черная подводка для глаз, повсюду стоял запах духов, сумки нигде не было. Мёнсу быстро оделся, хмурясь от внезапно нахлынувшего чувства дежавю, и отправился на поиски. Долго искать не пришлось – в паре кварталов от гостиницы сияла большая вывеска местного бара, и, заглянув туда, он увидел Джонни собственной персоной, который сидел за барной стойкой и мило кокетничал с каким-то хмырем. Еле справившись с волной злости, прошедшейся по всему телу, Мёнсу подошел, сел на свободный стул рядом с мелким и уставился на него.
Покосившись налево, Сонджон напрягся – он совсем не ожидал, что хён припрется сюда и найдет его. Честно говоря, он вообще думал, что Мёнсу проспит до утра, и теперь откровенно паниковал, не зная, что делать. Решив просто не обращать на него внимания, он повернулся к парню, сидящему с другой стороны и все еще пытающемуся привлечь его внимание, и улыбнулся ему, состроив глазки. Тот, воодушевленный этим жестом, подвинулся и приобнял мелкого за талию. Сонджон, не ожидавший такой быстрой реакции, замер в шоке, смотря круглыми глазами на незнакомца. Он уже чувствовал надвигающуюся бурю, и не ошибся.
Внезапно Мёнсу, у которого разве что пар из ушей не валил от злости, схватил Джонни за руку и резко выдернул его из чужих объятий. Не дожидаясь пьяных разбирательств со стороны пока охреневшего американца, он быстро потащил Сонджона на улицу и запихнул в машину. Тот даже не пытался сопротивляться, просто отвернулся к окну и сложил руки на груди, хмурясь.
Мёнсу сам себе напоминал выкипающий чайник. Если бы кто-нибудь сейчас встал на его пути, он, скорее всего, просто убил бы этого несчастного. Едва не сбив по дороге нескольких человек, он неаккуратно припарковался, снова схватил Джонни за руку, хотя хотелось за волосы, и потащил в отель.
- Хён... – захныкал мелкий, но Мёнсу его прервал, яростно прошипев:
- Дома поговорим!
«Дома?» - удивился Сонджон, и слова «Мне больно, отпусти!» застряли у него в горле.
Пинком открыв дверь, Мёнсу включил свет в комнате и со всей дури швырнул Джонни на пол.
Глава 5. Часть 2Сонджон упал на колени и больно ударился о пол и стену, но тут же подскочил и выпрямился, смерив хёна яростным взглядом. Мёнсу подошел к нему практически вплотную, заставив отступить на шаг. Его глаза все так же пылали злостью, способной, казалось, сжечь всю эту гостиницу дотла. Рассматривая Джонни, он недоумевал, что же именно в нем заставляет все его чувства обостряться настолько, что кровь закипает в венах, а руки начинают мелко трястись?
- Зачем ты меня сюда притащил?! – Сонджон вскинул подбородок, начиная разговор с обвинений. – Не дал развлечься как следует!
- Это для тебя нормально? – Мёнсу сузил глаза, все еще пытаясь контролировать эмоции. – Сегодня с одним, завтра уже с другим! – неосознанно повысил он голос.
- А тебе-то какая разница! – также на повышенных тонах возмутился мелкий. – Ты сам сказал, что я тебе даже не нравлюсь, так зачем все это?! – он уже начинал откровенно истерить. - Иди трахни кого-нибудь другого и успокойся, шлюху сними, в конце концов! Я больше не буду твоей подстилкой на одну ночь!
Глаза Мёнсу сузились еще немного, он сжал губы, уже не в состоянии скрыть ярость и дикую злость, пожирающие его, а также боль, которую принесли ему слова Сонджона. Он сжал руки в кулаки и в следующую секунду один из них заехал мелкому по лицу, от удара тот снова улетел на пол.
- Блять! – прижав руку к разбитой губе, он увидел кровь и снова резко подскочил, ударяя хёна в ответ снизу в челюсть. Услышав, как клацнули зубы, он поморщился, но не успел опомниться, как ему снова прилетело по лицу. Удар был немного смазан – Мёнсу целился в скулу, а в итоге получилось и в нос. Из него тут же потекла кровь, перепачкав Джонни губы и подбородок, а сам он ударился затылком о стену, чуть отлетев назад.
Рассердившись еще больше, он изо всех сил толкнул хёна в грудь обеими руками. Самым глупым в этой ситуации было то, что даже сейчас он хотел его больше всего на свете, что бы тот ни сделал, желание заполучить его полностью только возрастало, причем кратно. То же самое чувствовал и Мёнсу. Он толкнул Джонни так, что тот снова ударился головой и стал медленно оседать на пол, тогда он подхватил его хрупкое тело и прижал запястья к стене, больно сдавив их руками. Опомнившись, Сонджон попытался вырваться, распиливая его взглядом сейчас почти черных глаз на кусочки. На нем была лишь легкая майка, куртка осталась в машине, и это заставляло Мёнсу терять рассудок от его близости, звереть все больше и больше и вообще не осознавать, что он творит.
Хищно облизнувшись, он быстрым движением задрал вверх, до самого подбородка, тонкую ткань майки Джонни, едва не разорвав ее, и укусил его, потом еще и еще. Мелкий не сразу сообразил, что одна его рука уже свободна, а когда понял, было уже поздно пытаться протестовать. Руки сами собой безвольно опустились вдоль тела, потому что каждый укус сопровождался не только резкой болью, но и таким же острым удовольствием, обжигающим все его тело огнем. Он сжал зубы, чтобы не застонать, и не сопротивлялся, когда хён стащил с него майку и бросил ее на пол. Очнулся Джонни оттого, что Мёнсу прижал его к прохладной стене голой спиной, удерживая за плечи и начиная кусать уже в шею, правда, эти укусы гораздо более походили на поцелуи, чем прежние. Сонджон попробовал освободиться еще раз, но добился лишь того, что его запястья снова оказались словно в тисках. В который раз начинающаяся истерика от собственного бессилия, причем не только физического, сотрясала его тело.
У Мёнсу на миг промелькнула мысль о том, что это явно изнасилование, но сейчас ему было глубоко наплевать, даже если впоследствии его сожгут на электрическом стуле. Хуже было бы не прикоснуться к этой нежной коже еще раз, никогда больше не поцеловать Сонджона и не подержать его в объятиях... И пусть сейчас Джонни в его руках бился и плакал, Мёнсу уже предвкушал, что будет дальше. Он должен суметь покорить его, и как можно быстрее.
Сонджону стало еще сложнее сопротивляться самому себе, когда хён добрался почти нежными поцелуями по его шее до подбородка. Мелкий судорожно сглотнул, переставая так активно вырываться на некоторое время. Тогда Мёнсу снова отпустил одну руку, стер ладошкой его кровь на губах и под носом, и неожиданно мягко поцеловал. Джонни закрыл глаза, просто наслаждаясь этим моментом, хватка на его запястье ослабла, а потом и вовсе исчезла, осталось лишь осторожное, ласкающее прикосновение сладких губ, напоминающее о их первом поцелуе.
- Хён! – не выдержав, наполовину прошептал, наполовину всхлипнул он и бросился на шею Мёнсу, сам целуя его в ответ. На этот раз получилось гораздо более страстно, слюняво и больно из-за разбитой губы, но последнее его не останавливало. Его бы сейчас вообще ничего не остановило - после того, как он снова признал свои чувства и показал их хёну.
Оторвавшись ненадолго, Мёнсу начал покрывать поцелуями его ушко, бесконечно шепча: «Я хочу тебя», а Сонджон только и мог, что отвечать ему: «Да». Он почувствовал, как хён прикусил мочку его уха и облизал ее, его рука шарила по животу мелкого, немного грубовато лаская пылающую кожу. Джонни рванул футболку хёна наверх, потом попытался расстегнуть свои джинсы, но пальцы не слушались, и Мёнсу взял все в свои руки. Быстро раскидав одежду по полу, он снова припечатал Сонджона к стене, добравшись руками до его ягодиц и сжимая их. Мелкий застонал и крепче сомкнул руки на его шее, закидывая одну ногу на талию. Как ни странно, это не выглядело ни развратно, ни пошло, а скорее доверчиво и подкупающе наивно. В его больших черных глазах сейчас с легкостью можно было бы прочитать не только страсть, но и прямо-таки излучающую свет любовь. Заглянув туда, Мёнсу понял, что ни один из них больше не может ждать, им просто необходимо срочно стать одним целым, чтобы чувствовать только кожу, дыхание и тепло друг друга. Облизав два пальца, он наскоро и не до конца подготовил Джонни и тут же вошел в него, приподняв за бедра. У Сонджона из глаз полились слезы, ему было больно – больно внутри, больно от сжимающих пальцев и оттого, как резко и грубо Мёнсу двигался. Он постарался расслабиться, опираясь на стену и держась за шею хёна мертвой хваткой. Постепенно боль перестала быть такой всепоглощающей и дала ему возможность дышать, он больше не всхлипывал, а только стонал и изредка негромко вскрикивал от удовольствия, едва успевая отвечать на яростные поцелуи хёна. Последним, что он запомнил, стала яркая вспышка наслаждения, пронзившая все его тело, после которой он потерял сознание.
Мёнсу проснулся глубокой ночью и попытался вспомнить, что было вчера, если у него так ломит все части тела. В комнате стоял тяжелый запах крови и секса. Повернувшись на кровати, он увидел рядом абсолютно голого Джонни, который лежал, ничем не укрытый, на спине. На его губе и груди засохла кровь, по всему телу были синяки, а худые ребра торчали, казалось, больше чем обычно. Мёнсу почувствовал, как его желудок и следом все внутренности немилосердно скручивает, и, подскочив с кровати, побежал в ванную. Опершись руками на унитаз, он долго блевал и все не мог успокоиться, а когда его отпустило, сел рядом, спиной облокотившись на стену и обнимая колени. Что же он наделал? Его все еще тошнило от самого себя. Даже электрического стула мало, чтобы искупить его вину.
Сколько раз он сам лежал после секса с переломанными ребрами, в луже собственной крови? Сколько раз попадал в больницу? Страшно даже просто посчитать. Но он больше никому этого не желал, а тем более Сонджону. И все же не смог сдержать себя, накинулся на него, как дикий зверь. Мёнсу посмотрел на свои руки – они все еще хранили каждое прикосновение, также как уши помнили каждый стон. Его снова затошнило, но блевать больше было нечем. Он встал, тщательно почистил зубы и быстро принял душ.
В номере ничего не изменилось: осколки разбитой вазы поблескивали на полу, рядом лежал перевернутый столик, разномастные пятна одежды, валяющейся там, где они ее бросили, смятая постель и спертый запах. Мёнсу торопливо открыл окно, и прохладный воздух волнами наполнил комнату, словно частично очистив ее. Он опустил голову и с минуту разглядывал свои ноги, просто потому, что боялся повернуться. В ванной шумела вода, медленно набираясь. Тихо прикрыв створку окна, он подошел к постели со стороны Джонни и сел возле него. Мелкий все так же, практически незаметно, дышал и не подавал иных признаков жизни. Мёнсу наклонился к его губам и еле слышно прошептал в них: «Я тебя никогда больше не трону», после чего нежно провел по его щеке пальцами, и тот сразу открыл глаза. Он хотел что-то сказать, но был не в состоянии даже разлепить губы.
- Молчи, - приказал Мёнсу и уже мягче добавил, - пойдем, помоемся.
Он взял мелкого на руки и потащил в ванную. Там как раз набралась вода, и он осторожно положил его прямо в до жути ароматную, ванильную пену. Придерживая рукой за плечи, Мёнсу стал аккуратно стирать кровяные разводы со щек Джонни, который послушно терпел и молчал все время, пока его мыли. Он разглядывал рисунок на светло-зеленом кафеле ванной и считал нарисованные на нем мелкие листочки, похожие на листья вишни, но каждый раз сбивался, не доходя и до десяти.
Мёнсу завернул его в белую махровую простыню, которая пахла стиральным порошком, и отнес обратно на кровать. Он хотел было пойти слить воду из ванны, но Сонджон очень тихо выговорил:
- Хён...
Мёнсу остановился, как вкопанный.
- Не уходи. – Попросил Джонни, и ему ничего не оставалось, как подчиниться его просьбе. Мёнсу лег рядом и осторожно обнял его со спины, чтобы согреть – в комнате все еще было прохладно. Сонджон слабо, словно приглушенно, сопел, постепенно пригреваясь в его руках, темные короткие волосы на его затылке были влажными и очень сладко пахли, так, что хотелось зарыться в них носом и уснуть, чтобы даже во сне этот запах не отпускал. Мёнсу чуть вытянул шею, чтобы быть поближе к нему. В груди поселилось теплое, даже какое-то домашнее чувство, и он недоумевал, почему настолько успокаивается одной мыслью, что этот мальчик рядом с ним, в его объятиях, что он жив и с ним все в порядке. Он чувствовал, что Джонни тоже не спит. И он имеет право знать.
- Тот парень, о котором я тебе говорил... Якобы мой идеал, - усмехнулся Мёнсу и почувствовал, что мелкий мгновенно напрягся. – Дело в том, что он у меня есть... Он ждет дома, в Лос-Анджелесе. Прости меня.
Сонджон закрыл глаза, он понял, что только что получил самый сильный удар из тех, что достались ему этой ночью. Вполне логичный вопрос – зачем тогда Мёнсу связался с ним – задавать было глупо и бессмысленно, ведь ответа он не получит. Он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Лучше уж жить совсем без любви, чем ощущать что-то подобное тому, что он ощущает сейчас – боль, отчаяние, усталость и полное нежелание жить вообще. Краем сознания он понимал, что хочет также, чтобы этот момент продлился вечно, но смысл желать неосуществимого? Джонни всегда считал, что на чужом несчастье счастлив не будешь, и теперь даже речи о том, чтобы добиваться хёна, не могло быть. Они смогут быть вместе лишь в его глупых, детских мечтах. Но он так желал этого, как не желал еще ничего в жизни! Почему все так несправедливо?
Неожиданно голос Мёнсу разорвал напряженную тишину между ними:
- Я пойму, если ты не захочешь меня видеть и разговаривать. Только... пожалуйста, выполни всего одну мою просьбу, это будет последним, о чем я попрошу... Позволь мне довезти тебя до дома, не уходи больше от меня.
- Хорошо, - прошептал Сонджон севшим голосом и, кашлянув, продолжил громче. – Тогда и ты выполни мою последнюю просьбу. Оставшийся нам день веди себя так, как будто мы парочка. Всего один день, сможешь, хён?
Мёнсу не мог поверить своим ушам. Он ожидал, что Джонни будет его ненавидеть. Что перестанет разговаривать и даже смотреть в его сторону. Это было бы вполне объяснимо, куда объяснимей, чем то, что он просит. О чем он вообще говорит?! Кое-как справившись с собой, Мёнсу ответил:
- Конечно. Спокойной ночи, малыш.
Это обращение больно резануло по совсем не готовому к такому сердцу Джонни. Невозможность и неосуществимость сдавили горло, лучше бы он никогда этого не слышал, потому что теперь уж точно забыть это не удастся. Когда он закрыл глаза, собираясь заснуть, по его щеке скатилась горячая слеза.
Глава 6- Доброе утро, милый, - Джонни проснулся от легкого поцелуя, как в сказке, и первым, что он услышал, были эти слова.
- Доброе утро, - прохрипел он в ответ – горло совершенно не хотело слушаться – и попытался улыбнуться, но не смог. Проведя языком по насохшей на разбитой нижней губе, соленой корочке, он почувствовал также боль в скуле – конечно, Сонджон не мог этого видеть, но там проявился красочный и аляповатый, словно детский рисунок, синяк. Мелкий попробовал шевельнуться, чтобы сесть, и тут же оставил все эти попытки, зажмурившись от боли в заднице, коленке, спине и затылке. На самом деле, ломило все тело, но этого он не разобрал из-за более сильной боли в этих его частях. Оставалось только беспомощно озираться по сторонам, что он и сделал.
Первичный осмотр показал, что на его кровати сидит хён, сияющий, как никогда, его волосы восхитительно влажные, как раз такие, к которым больше всего хочется прикасаться, а на тумбочке стоит поднос с едой. Джонни поморщился, что не могли не заметить внимательно, даже с опаской, разглядывающие его блестящие глаза.
Мёнсу вытащил из-под его головы подушку, придерживая мелкого за спину, и прислонил ее к спинке кровати, устроив поудобнее, затем уложил Джонни повыше. Получилось, что он не совсем сидел, но и не лежал, так что можно было покушать без угрозы подавиться и особых «приятных» ощущений от соприкосновения пятой точки с кроватью. Сам хён тоже подвинулся, ближе к нему, и налил что-то непонятное из чайничка, стоящего на подносе, в чашку. Останавливаться, чтобы спросить мнения Джонни, он явно не собирался.
- Хён, я не хочу есть, - Сонджон скорчил умоляющую рожицу, насколько ему позволяло состояние этой самой рожицы.
- Тебе обязательно нужно позавтракать, чтобы набраться сил, - промурлыкал Мёнсу каким-то несвойственным для него, еще более бархатным голосом, и провел кончиком носа по щеке Джонни, наклонившись. Он подобрался к ушку ошарашенного мелкого, пройдясь по виску, тепло выдохнул в него, вызывая у него дрожь по всему телу, и поцеловал в щеку. Отстранившись от замершего в чистом изумлении Сонджона, Мёнсу, как ни в чем не бывало, взял чашку и булочку с подноса, принимая крайне озабоченный вид. Он поднес кусочек к его губам и слегка надавил. Джонни открыл рот, и булочка тут же оказалась внутри.
- Они с шоколадом, очень вкусные, - заверил его Мёнсу. – А это кофе с молоком, - добавил он, заметив, с каким опасением смотрит на чашку в его руках Сонджон.
- Хён, мофет быфь я сам поем? – наивно поинтересовался Джонни, но его предложение было тут же отвергнуто как несостоятельное одним лишь взглядом.
Выпечка оказалась и в самом деле неплохой на вкус, а кофе с огромным количеством молока, как он любил. Когда Джонни откусил еще, ну... точнее, его заставили это сделать, он тут же получил легкий поцелуй.
- Вот молодец, - прошептал Мёнсу и улыбнулся, не отстраняясь от его губ, и Сонджону пришлось закрыть глаза, чтобы хоть как-то успокоить застучавшее в три раза быстрее сердце.
Мелкому пришлось смириться с ситуацией: еда – поцелуй, еда – поцелуй... да он и сам уже был не то, чтобы против. Эти мягкие, приятные «чмоки» стали его даже слегка успокаивать.
- Я больше не буду, хён, правда, - наконец, отвернулся он от очередного кусочка, который от такой неожиданности смешно ткнулся в щеку. – Лучше дай мне обезболивающее, в моей сумке. – Джонни чувствовал, что ничего страшного и по-настоящему угрожающего его здоровью вчера не произошло, но неприятная, сковывающая боль по всему телу не давала покоя, а все синяки не менее болезненно тянуло.
- Хорошо, - обреченно вздохнул Мёнсу. Он не имел права возражать после того, что натворил. По крайней мере, против обезболивающего.
Дождавшись, пока мелкий выпьет маленькую белую таблетку, он поднял его с кровати на руках.
- Хён?.. – удивленно выдохнул тот.
- Умоемся и поедем дальше, - коротко пояснил Мёнсу и понес его в сторону ванной.
Зеленые листочки на кафеле не изменились со вчерашней ночи, но Джонни так же усердно разглядывал их, как тогда. Мёнсу выдавил ему зубную пасту на щетку, придерживая слабо держащегося на ногах парня за талию. Начищая зубы, Сонджон отводил взгляд от хёна и сам не знал почему. Ему было неловко, но в то же время приятно, что о нем заботились с таким энтузиазмом. Еще более неловко стало, когда он закончил с умыванием и, вздохнув, повернулся к Мёнсу.
- Хён, в туалет я могу сходить и без твоей помощи, - может быть, в другое время он бы смеялся над глупостью этой фразы, но не сейчас.
Мёнсу тоже не смеялся, только серьезно кивнул:
- Я буду за дверью.
Джонни оперся руками на раковину, поднял глаза на свое отражение в зеркале и ужаснулся: на скуле был здоровенный синяк, губа опухла... а самым страшным были глаза – серые, потухшие, словно мертвые. Что он творит? Обманывает себя и любимого человека, цепляется за какой-то бледный призрак своей мечты... «О чем я только думаю! – он вскинул подбородок, и в глазах тут же зажегся упрямый огонек. – Сегодня лучший день в моей жизни! Единственный счастливый день».
Мёнсу, дожидающийся у двери, подхватил мелкого на руки сразу, стоило тому выйти. Завернув его в принесенный заранее плед, он отправился на выход. Джонни было так тепло и уютно, что он даже не возражал, тем более, что самостоятельно ходить пока не мог.
Девушки-администраторы за стойкой ресепшена оживленно переговаривались о чем-то, в остальном в холле первого этажа было пустынно. Джонни повернулся к ним неповрежденной стороной лица, закрываясь челкой, а то еще, чего доброго, поднимут тревогу из-за его вида, и мило помахал рукой. Мёнсу поудобнее перехватил его и гордо прошествовал к выходу, даже не посмотрев в сторону работников отеля.
- Смотри, как он о ней заботится! – восторженно пропищала одна из девушек, еще совсем молоденькая шатенка, с веснушками на носу и немного раскосыми глазами, другой, миловидной крашенной блондинке, сосредоточенно перебирающей какие-то бумаги. Через двойные стеклянные двери было видно, как Мёнсу открывает дверцу припаркованной перед входом машины, осторожно устраивает свою драгоценную ношу на переднем сиденье, откинув спинку назад, пристегивает ремнем безопасности и нежно целует в губки, прежде чем отправиться на свое место. – Вот девчонке повезло!
- Это парень, Агнес, - отойдя от шока, невозмутимо сообщила ей подруга. – Его зовут Джонни, насколько я помню.
- А ты откуда знаешь? – ошарашено переспросила та, все еще смотря вслед удаляющейся от гостиницы машине.
- Я вчера с ним разговаривала. Он очень милый и, правда, на девушку похож.
- Да уж...
Сонджон удобно устроился на сиденье - благодаря заботе хёна и таблетке, начинающей действовать, он почти не чувствовал дискомфорта. Так как он почти лежал, смотреть в окно было не очень-то и с руки, поэтому он, повернув голову в противоположную сторону, смотрел на Мёнсу. Спать пока совершенно не хотелось. Вообще весь день складывался весьма странно, хён был крайне разговорчив по сравнению с его обычным состоянием, он часто улыбался и даже казался счастливым. Иногда он поворачивался, ловил неизменный взгляд мелкого и снова улыбался.
Ближе к полудню, когда Джонни наконец-то задремал, их остановил полицейский. Покосившись на избитое лицо Сонджона, но ничего не сказав, он потребовал, чтобы Мёнсу показал документы. Тот достал их из бардачка и протянул в окно, но этого оказалось мало – полицейский захотел проверить багажник. В спешке небрежно бросив бумаги на свое сиденье, Мёнсу вышел из машины и покорно открыл предполагаемое место перевозки наркотиков и трупов.
Джонни равнодушно скользнул взглядом по водительским правам хёна и вдруг заметил, что под ними лежит доверенность. «Так тачка не его?» - заинтересованный мелкий взял доверенность и документы на владение машиной и быстро пробежал их глазами. Хозяином автомобиля значился некий Нам Ухён, от этого имени у Сонджона резко кольнуло сердце. «Неужели это его парень? Да по-любому, кто бы еще доверил ему свою машину?» - расстроенный этим открытием мелкий хотел было положить все документы на место, но неожиданно из открытого им бардачка выпала, прямо ему в руки, еще одна пластиковая карточка – водительские права. Джонни удивленно вылупился на симпатичного парня на фотографии, который и был тем самым Ухёном, судя по имени. Модная стрижка, нагловатая полуулыбка, так похожая на улыбку Мёнсу, и уверенный в себе взгляд – даже по фотографии было понятно, что этот парень всегда добивается того, чего хочет. «Красивый», - подумал Джонни, завороженно смотря на него, и расстроился.
Внезапно вернувшийся Мёнсу увидел в его руках карточку и понял все без слов, он тихо сел за руль и опустил взгляд, не желая сейчас встречаться с мелким глазами.
- Это он? – после непродолжительного молчания спросил Сонджон.
- Да, - коротко ответил хён, и Джонни закрыл глаза, снова почувствовав боль глубоко в сердце, последняя поселившаяся там глупая надежда растаяла без следа, как туман над полевой травой в ярком свете показавшегося солнца. Он аккуратно убрал все бумаги.
- А почему его права у тебя? – снова спросил Сонджон, удивленный, что самый ходовой в Америке документ для удостоверения личности так беспечно оставлен своим владельцем.
- Они ему не нужны, - пробормотал Мёнсу, заводя машину. Иногда Джонни ненавидел его манеру говорить загадками, но внезапно тот добавил, - ни одному полицейскому в городе не придет в голову его остановить.
Он явно больше не хотел говорить об этом, и Сонджон тоже замолчал, недоуменно нахмурив бровки. За все время разговора хён не то, чтобы не улыбнулся, он вообще выглядел так, словно ему очень неприятно вспоминать о своем парне. «Разве любимый человек может вызывать такие отрицательные эмоции? – думал Джонни. – Наверное, они поссорились», - решил он и снова постарался поскорее уснуть.
Пообедали они уже ближе к ужину – по дороге долго не попадалось ничего жилого, а потом резко пошли пригороды Лос-Анджелеса. Купив пиццу в какой-то забегаловке, Мёнсу припарковался у обочины небольшой дороги, уходящей куда-то в сторону от их пути, и снова кормил Джонни своим собственным способом, доставляющим удовольствие им обоим. Чем ближе они подъезжали к городу, тем печальнее становился мелкий, он чувствовал всем телом, как этот день ускользает от него, как песок сквозь пальцы или даже быстрее, как каждая счастливая или не очень минута, проведенная рядом с любимым хёном, остается в прошлом. В конце концов, он не выдержал этого давящего чувства обреченности и невозможности что-то изменить и заплакал.
Мёнсу, заметивший это, снова остановился и обеспокоенно повернулся к нему:
- Джонни, малыш, тебе больно?
«Еще как», - подумал Сонджон, снова услышав это обращение, он зарыдал еще сильнее.
- Все в порядке... хён... если говорить о моем физическом состоянии... – еле выдавил он сквозь слезы.
Эта фраза резко поубавила пыл кинувшегося к нему Мёнсу, он выдохнул, опустил спинку своего сиденья на тот же уровень, что и у мелкого, и лег, смотря ему в лицо, которое тот старательно прикрывал ладошками.
- Ты слишком много плачешь, Джонни, – констатировал он факт. – Это из-за меня, прости.
Сонджон не отвечал, и Мёнсу потянулся к нему, заключая в свои теплые объятия и успокаивающе поглаживая по волосам. Когда мелкий немного успокоился, он убрал ладони от лица и обнял хёна за шею, отчаянно прижимаясь к его губам и проникая языком в рот. Истратив на этот поцелуй все свои силы, он откинулся назад, наслаждаясь ласками хёна, который нежно-нежно целовал его лицо, проводил по нему носом и губами, согревая осторожным дыханием, подушечками пальцев стирая оставшиеся слезы. Потершись щекой о щечку Джонни, он заглянул ему в глаза. Сонджон понял, что именно сейчас ему нужно сказать то, что он давно хотел озвучить, но никак не решался. Если он так и оставит эти слова при себе, ему будет плохо вдвойне.
- Я люблю тебя, хён, - прошептал он, робко посмотрев в расширившиеся от удивления глаза Мёнсу. – Я хочу, чтобы ты знал, - вздохнув, Джонни прижался к нему, уткнувшись в плечо.
Всю оставшуюся дорогу они не разговаривали – Мёнсу сосредоточенно смотрел на дорогу, а Джонни, приподняв спинку, равнодушно глазел в окно. Чувствовалось приближение большого города - бесконечные яркие огни неоновых вывесок и фонарей не давали спокойно поспать, здания громоздились друг на друга, грозясь раздавить, а люди, несмотря на поздний час, сновали туда-сюда, словно муравьи.
Джонни строго-настрого запретил Мёнсу его провожать.
- Прощай, - бросил он и быстро выбрался из машины, когда они подъехали к его дому. За день мелкий отлежался, и теперь смог дотащить себя и чемодан до квартиры без потерь. «Прощай», - прошептал Мёнсу ему вслед. «Так будет проще», - думал Сонджон, уже открывая дверь. В тишине лестничной клетки раздавались лишь звуки его шмыганья носом. Он больше не плакал, чувствуя внутри одну пустоту, как будто душу вынули полностью, не оставив ничего.
Джонни жил неподалеку от Вениса, западного района Лос-Анджелеса, и Мёнсу пришлось затратить немало времени, чтобы попасть опять в пригород. Подъехав к большому особняку, стоящему в некотором отдалении от других, он сбавил скорость, кивнул охране, которая заранее открыла ворота, завидев его машину, и заехал во двор. Когда авто плавно остановилось, прошелестев шинами по камням аккуратной дорожки мраморного цвета, он глубоко вздохнул, разглядывая дом, больше похожий на дворец, во внешнем облике которого за время его отсутствия ничего не изменилось, и понял, что все кончено и назад пути нет.