Название: Lilium candidum*
Автор: Mickey Yuchung (Shinigami)
[email protected]
Категория: Slash
Фэндом: K-Pop, Infinite
Пейринг: Мёнсу/Сонджон, Ухён, Сонёль
Жанр: angst, romance, AU
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: Насилие, нецензурная лексика.
Размер: миди.
Статус: в процессе.
Примечания: Мне никто не принадлежит, все совпадения с реально существующими людьми случайны.
Описание: *Лилия белоснежная (Лилия белая, Лилия чисто-белая) - многолетнее растение вид рода Лилия, имеющее двуполые цветки диаметром 5-7 см., правильные, очень ароматные и красивые, белого цвета. Не стойка для вредителей и вирусных заболеваний.
С древности у многих народов считается символом красоты, совершенства, невинности, чистоты и непорочности. Подобно розе, является царственным цветком, ей приписывают божественное происхождение. Согласно сказаниям, лилия росла в раю во времена Адама и Евы, но и после искушения осталась так же чиста, как была.
Сможет ли такой нежный, невинный и наивный цветок выжить в нашем мире?
Глава 7. Часть 1- Я дома, - вполголоса сказал Мёнсу, перешагивая порог гостиной и закрывая за собой дверь.
- С возвращением, - насмешливо поприветствовал его парень, сидевший на диване, лицом к нему: в его, казалось бы, расслабленной позе чувствовалась угроза, а глаза внимательно следили за каждым движением и выражением глаз собеседника. Его Ухён. Или уже не его? - Ты опоздал, - добавил он, непринужденно закидывая ногу на ногу.
Мёнсу бросил взгляд на часы, висящие на противоположной стене – они показывали половину первого ночи. Он действительно опоздал на полчаса. Черт!
- Ты один? – немного испуганно спросил он, что не могло укрыться от Ухёна.
- Да. А ты ожидал увидеть кого-то еще? – тот сразу стал серьезным, буквально вцепляясь в него взглядом.
- Нет, - Мёнсу опустил глаза. Он все еще продолжал нерешительно стоять возле двери, не желая подходить ближе. Мысли о том, что он может больше никогда не выйти из этой комнаты, не покидали его так же, как и последние два года. Он настолько к этому привык, смирился, что они причиняли лишь небольшое беспокойство, не более.
- Ты выглядишь намного лучше, чем тогда... когда я тебя отпустил, - Ухён улыбнулся, поставил бокал с красным, похожим на кровь, вином на низкий столик из белого стекла, вставая с дивана, и легкой, кошачьей походкой стал приближаться к Мёнсу. Его взгляд изменялся – тяжелел, в нем проскакивали искорки возбуждения и веселья. Подойдя, он нежно провел пальцами по щеке парня – тот сразу же отвернулся в сторону. Когда в последний раз Ухён прикасался к нему так ласково? Мёнсу уже и не помнил, но раньше всегда... всегда каждой частичкой своей души хотел этого! А сейчас – нет. Он вспомнил Сонджона, его упорство, и решил крепиться и терпеть до конца.
Ухён, пошленько улыбаясь, повел одним пальцем дальше, по его шее вниз, и Мёнсу, в конце концов, нашел в себе силы возразить.
- Хён, я не хочу. – Твердо сказал он, поворачиваясь и заглядывая в его глаза. В них одних таилось больше опасности, чем в вооруженных силах США.
Зрачки Ухёна расширились, и в следующее мгновение он молниеносным движением, пугающе быстрым даже для трезвого человека, выхватил из кармана пистолет. Мёнсу прижался ближе к стене, откинув назад голову, когда почувствовал дуло, упирающееся прямо в подбородок. С минуту оно было неподвижно, в комнате стояла тишина, а затем холод заскользил по коже – Ухён вел пистолетом к виску.
- Ну-ка, повтори, что ты сказал, люби-и-имый, – медленно и издевательски, словно лениво, протянул он, нагло улыбаясь-ухмыляясь одной стороной губ и слегка прищурив глаза. Ему явно нравилось все это.
Игра началась? Ну уж нет – Мёнсу изо всех сил сохранял серьезное выражение лица, чтобы и сама ситуация стала еще серьезней.
- Я не хочу, - повторил он чуть громче. На лице не дрогнул ни один мускул, а пистолет остановился на виске.
В полной, гнетущей тишине раздался щелчок взведенного Ухёном курка.
***
- Вот и я, - безрадостно провозгласил абсолютно бесцветным голосом Сонджон, закрывая изнутри дверь своей пустой квартиры. Бросив чемодан, сумку и ключи на пол, он прошел по всем комнатам, на всякий случай, и, не обнаружив ровным счетом никого, открыл шкаф в спальне. На дверце висело большое зеркало, в которое он всегда смотрел, когда переодевался. На этот раз оно представило его вниманию не совсем приятную картину, и Джонни поспешил прикрыть синяки длинной футболкой – до колена, а непонятно отчего саднящее горло укутать шарфиком.
Приходя с улицы, мелкий всегда умывался и тщательно мыл руки. Вот и сейчас, сполоснув лицо прохладной водой, он почувствовал себя гораздо лучше. Размазанные по коже слезы смылись и больше не стягивали ее. «Я не буду плакать. Ни за что. Хватит уже», - твердо решил Сонджон. Помаячив по разным комнатам туда-сюда, он остановился перед небольшим, узким светло-оранжевым диванчиком в гостиной.
- Только ты меня всегда ждешь, да? – улыбнувшись и слегка наклонившись, Джонни взял на руки большого белого плюшевого медвежонка, обнял его и уткнулся в мягкий искусственный мех. Этот мишка всегда был для него особенным – именно ему Сонджон высказывал все свои обиды, огорчения, да и просто мысли.
Вдоволь потискав игрушку, он посадил ее на место и пошел на кухню, по дороге вспоминая, что из спиртного есть в доме. В холодильнике обнаружились только его запасы мартини. Достав одну бутылку, Джонни взял первый попавшийся бокал, как оказалось, для шампанского, и пошел обратно в гостиную. Там ничего не изменилось – тот же диван, тот же ковер перед ним и тот же мишка. Сонджон со вздохом опустился на ковер, сел, вытянув вперед ноги, и налил себе первый бокал. «За любовь», - прошептал он – в пустой квартире было как-то страшно разговаривать с самим собой – и выпил мартини залпом. Бокалы наполнялись и опустошались быстро и практически бесшумно, один за другим, и где-то во время середины второй бутылки Джонни, уже лежа на животе, потянул плюшевого медведя за ногу с дивана к себе. Несколько пьяно улыбнувшись, он начал свой сбивчивый монолог:
- Я люблю его... вообще не понимаю, как это могло случиться со мной? – он тяжело вздохнул. – А у него уже есть парень, очень красивый... и, я уверен, очень хороший... почему так... ты меня понимаешь? – он требовательно посмотрел на медвежонка, но тот лишь недоуменно смотрел на него в ответ своими черными глазками-бусинками. – Да ничего ты не понимаешь, - горло сильно сдавило, и Джонни опустил лицо вниз, прямо в длинный ворс ковра, и снова заплакал.
Примерно через полчаса, когда он успел немного успокоиться и даже начал засыпать, в дверь позвонили. Джонни нехотя встал и потащился открывать, зацепляясь за все косяки и практически падая на стены. Человека, стоящего за дверью, он сейчас ожидал увидеть меньше всего.
- Хё-ён? – он неожиданности Джонни даже протрезвел.
- Нажрался уже, - усмехнулся его лучший друг.
- Но... но как ты узнал, что я дома? – Джонни тупо поморгал.
- Я живу в твоем подъезде, идиот. Я видел, как ты выходил из машины, - Сонёль, нагло отстранив хозяина квартиры, зашел и закрылся. Продолжая полностью игнорировать сам факт существования здесь Сонджона, он прошел в гостиную, по-хозяйски оглядел ее, и, обнаружив на полу половину бутылки мартини, налил себе в бокал мелкого.
- Ты же вроде дуешься на меня, - Сонджон, успевший заскочить на кухню за еще одним бокалом, сел на свое, уже ставшее таким родным, место на ковре.
- Да, но мне интересно, что у тебя случилось, - Сонёль сел рядом с ним, подобрав под себя длинные ноги. – А это что? – он удивленно раскрыл глаза и схватил мелкого за подбородок, поворачивая его лицо к свету. – Ты что, подрался?
Сонджон поморщился.
- Немного. Скорее, меня побили...
- Рассказывай! – любопытный Сонёль был уже на пределе своего терпения. Он залпом выпил содержимое бокала и резко поставил его на пол, едва не отломав ножку.
Сонджон покосился на него, изображая на лице преувеличенно-наигранный испуг, но тот только фыркнул, всем своим видом показывая, что мелкий начинает его бесить своей нерешительностью.
- Хорошо, - вздохнул Джонни. – Начну с самого начала.
И он действительно начал с начала – с того, как его на дороге подобрал симпатичный, но немного странный парень по имени Мёнсу, как они более-менее наладили общение... что было потом, Джонни рассказывать стеснялся, но все же говорил, хотя его щечки покраснели, а руками он нервно мял бедный ковер, боясь поднять на друга глаза. Сонёль все больше и больше повергался в шок с каждым словом, а под конец рассказа он уже пил мартини прямо из горлышка бутылки, послав все последние сохранившиеся в его голове приличия подальше. Ведь не каждый день твой лучший друг оказывается геем! Но сказать об этом вслух, Сонджону, было слишком смущающе – впервые в жизни Сонёль чего-то смущался – поэтому, когда тот договорил, он прочистил горло и еле выдавил:
- А... эээ... то. Может, это пройдет? Ты точно знаешь, что... это любовь?
Джонни покивал головой.
- Точно. Помнишь, я говорил, он хотел меня изнасиловать? И... я потом еще сам согласился... вот, - он привстал, задирая футболку до самой шеи.
Сонёль охренел уже в который раз за вечер – он не помнил, когда в последний раз видел столько синяков и кровоподтеков! А если присмотреться, то некоторые из них были похожи на укусы... (оО)
- А на лице… это тоже он?
Джонни кивнул, опуская футболку, и сел обратно.
- И знаешь что, хён? Я его простил. Сразу! Примерно тогда я окончательно понял, что люблю его, - на глаза снова навернулись слезы, хоть мелкий и старался держаться, и Сонёль не мог их не заметить.
Он тяжело вздохнул - сейчас Джонни казался таким маленьким и несчастным... и словно даже младше, чем есть. Хотелось его защитить, утешить... Но сказать в утешение было абсолютно нечего. Поэтому Сонёль просто притянул его к себе, осторожно обнимая за хрупкие плечи, и нежно поцеловал в щеку, недоумевая, как кто-то мог обидеть такое безобидное и ранимое существо. Сонджон закрыл глаза и всхлипнул - оттого, что хён жалел его, нос чесался еще больше, и глаза тоже.
Просидев в такой позе достаточно долгое время, Сонёль почувствовал себя неловко. Он кашлянул и сказал:
- Джонни, у тебя еще есть?
Мелкий удивленно воззрился на пустую бутылку, которой хён потряс в воздухе, улыбнулся и пошел за добавкой. Этого, конечно, оказалось мало, поэтому Сонёлю пришлось сгонять до своей квартиры. Он принес припрятанное «на всякий случай» виски и «еду»: кучу ярких пакетов с какими-то сухариками, чипсами и всем остальным, что Сонджон никогда не считал за еду. Среди них оказалась даже упаковка растворимой лапши, которую мелкий демонстративно отправил... пытался отправить в мусорку, но схлопотал подзатыльник от хёна, «спасающего последние продукты». Слушая очередной рассказ Сонёля, размахивающего вилкой, Сонджон все никак не мог понять, во-первых, почему его глаза все еще целы – хён проводил этим страшным столовым прибором чуть ли не по его лицу, и, во-вторых, откуда у него вообще взялась эта вилка, если они не ели ничего, кроме чипсов?
После полночи пьяных разговоров, излияний души, пьяных слез и обнимашек, как это всегда бывает с лучшим другом, они оба вырубились прямо там, где сидели. Однако, проспав всего часа четыре в неудобной позе на полу и протрезвев, Сонёль неожиданно подскочил, случайно разбудив Сонджона тем, что хотел его устроить хотя бы на диване, и стал прибираться. Не из-за особой любви к чистоте, ведь он просто стаскивал пустые бутылки и прочий хлам на кухню и оставлял на столе, а из-за постоянно присутствующего шила в одном месте. Помятый Джонни со следами от ковра на щеках сонно шатался за ним туда-сюда по квартире, путаясь под ногами и пытаясь окончательно проснуться. В конце концов, хён наорал на него, и мелкий отправился в душ с чувством выполненного долга.
Уже досушивая волосы феном, он услышал звонок в дверь. «Кто может прийти в шесть утра? Кроме Сонёля?!» - сказать, что Джонни удивился, это значит не сказать ничего. Нахмурив бровки, он вышел из ванной и бросил взгляд на часы, которые показывали 6:10. Хён прокричал уже из коридора:
- Джонни, я открою!
Сонджон ударил себя рукой по лбу – только Сонёль может открыть дверь человеку, пришедшему ночью или, к примеру, в шесть утра, даже не спросив, кто там. Так и случилось.
- Сонёль-хён, кто пришел?.. – вырулив в коридор, мелкий замер и заткнулся, увидев на пороге Мёнсу, который пытался уничтожить его бедного друга взглядом.
Глава 7. Часть 2Услышав имя подозрительного парня, открывшего дверь, и увидев Джонни в одной футболке с полотенцем на плече, Мёнсу стал еще мрачнее, его глаза зажглись недобрым огоньком.
- Хё-ён... – неуверенно протянул Сонджон, обращаясь к нему.
Но он не успел сказать больше ничего, Мёнсу схватил Сонёля за руку и выставил на лестничную площадку, захлопывая дверь прямо перед его носом.
- Хён! – Сонджон кинулся к нему, чтобы «спасти» друга, но Мёнсу остановил его одним взглядом, который обещал адские муки в случае неповиновения. Пока он закрывался, Джонни явственно ощущал дежавю и думал, что эти двое чем-то похожи. Он развернулся и ушел на кухню, не горя желанием сейчас разговаривать с нежданным гостем. Мёнсу прошел за ним, и его взору открылась прекрасная композиция, составленная из пустых бутылок прямо на столе. Неожиданно рассердившись, он взмахнул рукой, скидывая одну из них на пол – та погромыхала куда-то за холодильник и даже не разбилась.
- Ты опять пил? – спросил он мелкого, который непроизвольно вздрогнул от громкого звука, но тут же снова принял равнодушный вид.
- Да. – Он невозмутимо сложил руки на груди и с вызовом вскинул брови. – А что?
Мёнсу в ответ только тяжело вздохнул и оглядел его с головы до ног, задержав взгляд на практически полностью голых ногах, прикрытых лишь сверху, недлинной, задравшейся спереди футболкой. Стройные и худые, они всегда сводили его с ума. Вот и сейчас Мёнсу каждой частичкой своего тела чувствовал, что рядом стоит его любимый Джонни, совсем близко, только руку протянуть, и безумно хотел прижать его к себе. Но, с другой стороны, его сердце скручивала острая боль, стоило только представить, что у Сонджона, такого нежного, родного, могло что-то быть этой ночью с другим! С этим Сонёлем! До безумия хотелось верить, что это не так, все внутри сводило от этого желания, но слепо верить в лучшее он не мог, сомнения терзали душу, как стая голодных коршунов. Да что там сомнения, все факты кричали об одном: эти двое провели вместе ночь.
Кое-как справившись с собой и почти подавив чувства боли и разочарования, Мёнсу широким жестом смахнул все со стола, подхватил Джонни за тонкую талию и поднял, усаживая на освободившееся место и вставая между его ног.
- Эй! – попытался возразить мелкий. – Отпусти меня!
- Подожди... минутку, - прошептал Мёнсу. Его тихий голос, немного хриплый и наполненный тяжелыми эмоциями, вроде грусти, отчаяния и боли, точно не разобрать, заставил Джонни застыть, вообще перестав двигаться. Он заметил, что хён был в той же одежде, что и вчера, и крошечная надежда тут же засела где-то в глубине души, сладкая, как фруктовая пастила, но причиняющая едва ощутимую боль, если ее не касаться, как заноза. Надежда на то, что он все-таки не поехал к своему парню, а вернулся сюда, к нему. К маленькому, глупому, любящему его всем сердцем ребенку.
Мёнсу же чувствовал Джонни так близко и одновременно понимал, что он так далеко, что, возможно, до него не дотянуться. Поэтому он схватился за свой последний шанс, обнял Сонджона, осторожно придерживая его за спину, прижался к нему как можно ближе и уткнулся носом в волосы, вдыхая тот самый, пьяняще сладкий, любимый запах, который он запомнил на всю жизнь. Мелкий поднял лицо вверх, закрыв глаза, и не шевелился - такой теплый, мягкий, как котенок.
- Подожди, - снова прошептал Мёнсу, как будто тот куда-то убегал. – Пожалуйста, послушай меня, я хочу многое сказать. – Джонни не откликался, просто молчал, опустив руки, Мёнсу посчитал это согласием и продолжил. – До 18 лет я жил в Корее, со своими родителями и младшим братом. Но, едва окончив школу, я встретил его. Ухён был потрясающим – красивым, ярким, чересчур общительным и легкомысленным. Он был немного старше меня, и сразу удивил и покорил своим сильным характером, смелостью и азартностью. Приехав из Америки отдохнуть с друзьями, он разбрасывался деньгами направо и налево, каждый день гулял в клубах, ездил на крутых тачках и вообще делал все, что хотел. Знаешь… про таких людей говорят, что они вообще без башни. Он постоянно ввязывался во что-то опасное, рисковал, и ему все странным чудесным образом сходило с рук. Тогда я думал, что ему просто невероятно везет. Ухён получал все, что желал, часто вообще без усилий... и меня он тоже получил сразу, буквально вцепился зубами и отбил у всех. Если хочешь, я расскажу, - Мёнсу с замиранием сердца ждал ответа, он боялся, что Джонни не захочет этого слушать и выставит его из квартиры. Но тот только едва заметно кивнул, соглашаясь. – Он увидел меня в клубе, запал на симпатичную мордашку и попытался снять за деньги. Я ударил его по лицу, но потом, позже, ко мне пристали какие-то парни, целая компания, и Ухён увидел это. Мгновенно оказавшись возле меня, он побил их всех, схватил меня за руку и сбежал. Мы долго неслись по ночным улицам и смеялись, как ненормальные... Вот так все и было.
Мёнсу сжал Джонни в объятиях покрепче и только после этого продолжил:
- Поначалу все было как во сне, слишком хорошо. Он признавался мне в любви, заваливал дорогими подарками, таскал с собой по клубам и шикарным отелям. Но вскоре мои родители все узнали и забили тревогу: заперли меня дома, запретили с ним видеться и вообще выходить на улицу. И тогда я сбежал. Возможно, кто-то осудит меня за тогдашнее поведение, но мне было на все плевать, лишь бы он был рядом. Я делал все так, как говорил мне Ухён, и даже не задумался о том, как он так быстро подготовил все документы для того, чтобы я мог уехать в другую страну. Его каникулы заканчивались, и я уехал в Америку вместе с ним. Только там я, наконец, понял, что он за человек. Его отец очень богатый и влиятельный бизнесмен, который, прикрываясь своими деньгами и положением, занимается различными темными делами, а мать давно умерла, говорят, покончила с собой. Но это неизвестно. Ухён как-то по-пьяни говорил мне, что она узнала, чем занимается ее муж, и хотела сдать его, ну и... он сам ее убил. Я думаю, что это больше похоже на правду. У Ухёна за городом есть собственный особняк, и мы жили там вдвоем. Ну, то есть мы вдвоем, охрана и прислуга. Мне нельзя было выходить из этого дома без разрешения и личной охраны, поэтому я совсем не знаю английского. Я за все эти два года общался с кем-то, кроме Ухёна, раза два.
Мёнсу тяжело вздохнул.
- Он пошел по стопам отца… частично. Как я позже узнал, Хён был членом какой-то банды, которая состояла из таких же молодых парней, как он, и возглавлял ее его друг, такой же «золотой мальчик», как сам Ухён. Я видел его, сначала у нас дома, вместе с другими. Все обращались к нему официально и уважительно, называли «господин», кроме Ухёна. Как друг детства, он называл его по имени или хёном. Я заметил, что у них вообще какие-то странные отношения, но не придал этому значения, потому что и так было слишком много проблем. Я узнавал все больше и больше о жизни Ухёна. У его банды было что-то типа штаба далеко за городом, они занимались угоном автомобилей, нелегальными гонками, грабежами и прочим, причем относились ко всему этому так, словно это игра, забава. Главное – сумасшедший риск, адреналин, безумие. И тренировки, тренировки, тренировки. Такое ощущение, что они готовились в спецназ. Ухён как-то таскал меня на несколько таких, я там чуть не сдох, наворачивая круги по лесу с винтовкой в зубах, весь в грязи... Там я снова видел их лидера. Оказалось, что у Ухёна лучше всех получалось обращаться с оружием, он никогда не промахивался... нож, пистолет – с ними он не расставался, наверное, и во сне. Даже когда мы занимались сексом, он мог связать меня и угрожать оружием. Поначалу мне это нравилось, я верил ему, думал, что пистолет не заряжен. До одного случая... У нас появилась новенькая горничная, Виктория, неуклюжая и смешная. Она сразу начала на меня засматриваться, и, кажется, Ухён это заметил. Он терпеть ее не мог и гонял больше других. И вот однажды вечером, когда мы занимались любовью, она по ошибке залетела прямо в спальню и испуганно остановилась посреди комнаты. Ухён ужасно разозлился, перевел на нее пистолет, который до этого был у моего подбородка, и выстрелил... Ей крайне повезло, что он был пьян, а может он специально промахнулся, я не знаю. Выстрел получился в плечо. Она упала на пол и лежала там без сознания до тех пор, пока мы с Ухёном не закончили.
Рассказывая всё это, Мёнсу чувствовал, что слова даются ему все труднее и труднее. Возможно, Сонджон испугается и не захочет иметь с ним дело... да так и будет. Но попытаться рассказать всё до конца, ничего не утаивая, уже стало его целью, придав решимости. Джонни же, наоборот, дрожал как осиновый лист, уже давно сжимая в руках футболку хёна от переполняющих его эмоций. Оказывается, Мёнсу просто боялся все это время! Хотелось успокоить и обогреть его так много пережившую душу, поэтому Сонджон внимательно слушал каждое слово, пропуская через себя все его чувства, еле сдерживаясь от слез, которые подступили к горлу. Но он же обещал не плакать! Мёнсу тем временем продолжал:
– Позже, отец Ухёна предлагал Виктории большие деньги, чтобы она не заявляла на него в полицию, но она отказалась. Она оказалась смелой девушкой, прямо как ты, - Мёнсу улыбнулся, - и упорно отказывалась от каждого его предложения, потому что хотела защитить меня! И тогда я... я сам попросил ее ничего не делать! Я знаю, что поступил как последний трус и подлец, но, несмотря на то, что я был напуган, больше всего я хотел защитить Ухёна! К тому же, я знал, что в случае, если она не согласится, ее просто убьют. И никто никогда даже не найдет следов ее присутствия в этом городе. Она отступила и уехала по моей просьбе, а я стал бояться Ухёна. Но еще больше я его любил, как ни странно. Я уже знал, что моя жизнь для него ничего не значит... он показал свое истинное лицо – начал избивать меня и жестоко насиловать. Но это случалось редко, а в остальное время он вел себя, как раньше – это-то и не давало мне уйти. Да и куда бы я пошел? Одно ласковое слово, жест – и я уже готов остаться и терпеть. Сам не понимаю, как это могло произойти – что я так привязался к нему. Так прошел еще год. И вот... недавно, два месяца назад, случилось то, о чем я хочу забыть навсегда. Но это настолько отпечаталось в моей памяти, что я помню каждую секунду того злосчастного дня! – Мёнсу опустил голову на плечо мелкого, изо всех сил избегая его взгляда.
Джонни очень хотелось посмотреть в глаза хёну, увидеть в них все то, что тот чувствовал, но он продолжал спокойно сидеть и слушать, прекрасно понимая, что этого делать не стоит.
– Утром я по просьбе Ухёна поехал к его отцу, чтобы увезти какие-то бумаги. Сам он валялся в постели, все еще пьяный после вечеринки, с которой практически приполз накануне. А когда я вернулся... он был там уже не один. Я стоял возле приоткрытой двери нашей спальни, словно лишившись способности говорить, двигаться и даже дышать, потом сполз вниз и заплакал. Впервые я видел, чтобы Ухён не подчинял, а подчинялся. В тот момент я понял, что он меня никогда не любил, а только держал рядом, как красивую любимую игрушку! Потому что так, как на этого парня, своего лидера, он на меня никогда не смотрел. И дальнейшие события только подтвердили мои предположения. Этот... этот парень встал, подошел к двери и затащил меня внутрь комнаты, рывком подняв на ноги. – Мёнсу на секунду прикрыл глаза, вспоминая все до последнего слова, до малейшей детали.
- Действительно, красивый, как картинка. Ты был прав, - зловеще усмехнулся лидер, слегка прищурив узкие глаза и приподняв его заплаканное лицо за подбородок.
- Как будто ты его раньше не видел, - Ухён фыркнул, устраиваясь повыше на подушке и закуривая.
Парень внезапно схватил Мёнсу за волосы так, что тот взвыл, и, протащив по комнате, бросил на кровать. Наклонившись, он стал вытаскивать ремень из своих штанов, которые висели на стуле. Мёнсу пополз к Ухёну и прижался к нему, дрожа от страха. Животный ужас, сводящая с ума боль измены и предательства, смертельная паника и трепет – все это смешалось, доводя его самого до безумия. Он не хотел этого. Он все бы отдал, чтобы это не случилось!
- Ну-ну, - улыбнулся Ухён, погладив его по голове. – Чего ты так трясешься, все те...
- Не надо, - только и успел прошептать Мёнсу, глядя на него такими огромными испуганными глазами, что у того во взгляде даже промелькнуло сомнение. Но оно тут же рассеялось, как дым от сигареты в его руке.
Нет, ему никогда не забыть этого дня, как бы он не хотел. Все происходившее тогда было выжжено, вырезано прямо на обратной стороне его век. Иногда во снах, иногда наяву, оно всплывало наружу, обновляя грязные воспоминания и боль в душе. Мёнсу прижался к Сонджону еще ближе, с силой вдыхая его божественный запах, но чувствуя только запах собственной крови, которую он узнает из миллиона. По запаху.
- В общем, они били и трахали меня, как звери. – Даже сейчас он сжимался, когда вспоминал об этом. И тем более, это был первый раз, когда он кому-то это сказал. – Я несколько раз терял сознание. Потом они переключились друг на друга – когда я в последний раз очнулся, я видел их... и кровь... она была повсюду, даже застилала мне глаза. Не знаю, кто додумался вызвать врача, но очнулся я уже в больнице, в шикарной одноместной палате, совершенно один. Несомненно, все лечение оплатил Ухён... но... я лежал там больше месяца, и он ни разу не пришел. Когда я вернулся домой, он дал мне ключи от одной из своих машин, кредитку, оформленную на мое имя, и отпустил на двадцать дней.
Джонни слушал это, широко распахнув глаза и смотря в никуда. Ему казалось, что все это ненастоящее, что это сюжет какого-то фильма, но не то, что могло бы произойти в жизни. Тем более с его любимым хёном!
Мёнсу прикрыл глаза, снова воскрешая в памяти образы, моменты, звуки... за мгновение в его голове вихрем пронеслось все это, оставляя после себя лишь пустоту и неясные сожаления.
Когда он пришел домой после больницы, он боялся всего, как маленький испуганный зверек, вроде белки или хорька.
- Держи, - Ухён с порога бросил ему ключи. Потом все-таки подошел и протянул руку, чтобы провести по волосам, но Мёнсу тут же зажмурился и съежился, словно его хотели ударить. Рука хёна замерла на полпути, а губы недовольно скривились. Он протянул Мёнсу кредитку. – Езжай куда хочешь. Делай что хочешь. Условие одно – ты должен вернуться через двадцать дней.
Вспоминать было тяжело и больно, но крайне необходимо. Мёнсу так нежно и благодарно, как только мог, поцеловал притихшего Джонни в плечо и продолжил говорить:
- Я путешествовал без особой цели, без интереса, без желания путешествовать вообще... но и вернуться не мог. Я решил, что больше никогда никого не полюблю. А потом... потом я встретил тебя. И все окончательно запуталось. Сначала я не понимал, почему меня так тянет к тебе, - он вздохнул, - а потом не мог в это поверить. Я не хотел тебя отпускать до последнего, но все же заставил себя. А когда снова оказался там, с ним... я подумал, почему я должен упускать, возможно, любовь всей моей жизни из-за такого человека? – услышав эти слова, Джонни вздрогнул. Он не верил своим ушам. Неужели хён... тоже любит его?!
Словно читая его мысли по глазам, Мёнсу мягко улыбнулся, погладил его ладонями по щекам и, приблизившись к губам, замер в сантиметре от них.
– Я люблю тебя, Джонни. Ты должен решить, нужен ли я тебе... такой, - он снова прикрыл глаза, и у Сонджона на мгновение перехватило дух – он залюбовался на темные, красивые ресницы хёна, и сам преодолел последний разделяющий их сантиметр. Мёнсу слегка поцеловал его и отстранился. – Я люблю тебя, - повторил он и улыбнулся искренне, широко. Джонни хотел что-то ответить, но Мёнсу приложил ему палец к губам. – Это еще не все. Я хочу сказать, что мне все равно, со сколькими ты встречался до меня. Или во время нашей поездки... – он вспомнил про Сонёля и нахмурился, - или даже сейчас. Ты должен быть со мной!
Сонджон удивленно уставился на него, думая: «Разве он не противоречит сейчас сам себе? То говорит, что я могу выбрать, то, что я обязательно должен быть с ним. Хотя... это же хён, он сам сплошное противоречие».
- Ты сейчас сказал намного больше, чем за все время нашей поездки, - выпалил он совсем не то, что собирался.
Мёнсу улыбнулся в ответ:
- Раньше я больше разговаривал. Потом, - он отвел взгляд, - незачем было.
- Хён, ты такой дурак! – Джонни кинулся ему на шею, слезая со стола. – У меня вообще никого не было, кроме тебя! Потому что я раньше никогда не любил!
На этой радостной ноте раздался звонок в дверь. Счастливый Джонни потащил прифигевшего от таких заявлений Мёнсу в коридор.
- Эм... – на площадке стоял Сонёль и насмешливо разглядывал то Сонджона, то прицепившегося к нему сзади парня. – Я, конечно, рад счастливому воссоединению прекрасной парочки и все такое, только можно я свои кроссовки заберу? А то я в них хотел сегодня на учебу пойти.
Мёнсу, надувшись, прижал Джонни поближе к себе, положив подбородок ему на плечо.
- Конечно, хён, - улыбнулся мелкий. – Познакомься, это Мёнсу. Мёнсу-хён, - он повернул к нему голову, - это Сонёль, мой лучший друг.
- Привет, - буркнул Мёнсу.
- Привет, - Ёлли ощерился на все тридцать два.
Когда за ним закрылась дверь, Джонни опустился на пол и обессилено растянулся посреди коридора. Узкие кусочки деревянного покрытия были слегка прохладными, но он настолько устал за последние дни, что мог бы уснуть прямо здесь. Мёнсу неожиданно улегся рядом с ним.
- Так это твой друг?
- Что? А, Сонёль? Да. Мы с ним год назад познакомились, он по той же программе обмена попал в наш колледж, что и я, только на другую специальность. Мы даже квартиры сняли рядом.
Джонни улыбнулся, вспомнив, как под новый год Сонёля выперли из предыдущей квартиры, и как он помогал несчастному хёну договориться с хозяевами квартиры в своем подъезде. Положив руки под голову, мелкий смотрел в потолок и думал. Мёнсу рядом занимался тем же самым. Неожиданно Сонджон произнес:
- Что будет дальше?
- Дальше? – переспросил Мёнсу.
- С нами? – Джонни ждал ответа со страхом, ведь неизвестно, что у хёна на уме.
- Ну... – Мёнсу снова задумался. – Будем встречаться?.. – наполовину спросил, наполовину предположил он.
- Ты переедешь ко мне? – прямо спросил Сонджон, повернувшись к нему.
- Нет, - Мёнсу тоже лег на бок, лицом к нему, и улыбнулся. – Я хочу первое время пожить отдельно. У нас все будет так, как надо. Будем ходить на свидания... в кино, в кафе, в парк... Я буду дарить тебе конфеты в коробках в виде дурацких сердечек... Какие ты любишь?
- Вишню в шоколаде, - улыбнулся Джонни.
- Вот. И твое любимое розовое вино... и цветы... лилии... – Мёнсу чувствовал, что начинает потихоньку засыпать. Глаза закрывались, словно сами собой.
- Почему именно лилии? – Сонджон удивленно округлил глаза. – И вообще, хён, я ведь не девушка, чтобы ты мне все это дарил!
- Потому. – Мёнсу пропустил его слова мимо ушей. – Иногда я буду оставаться на ночь у тебя, а утром ты будешь готовить вкусный завтрак... или я буду... и однажды я останусь с тобой навсегда. Пока не выгонишь.
- Не выгоню! Хён, я не знал, что ты такой романтик! – Сонджон рассмеялся.
Мёнсу мягко улыбнулся. Стоило закрыть глаза, как перед ними промелькнуло последнее воспоминание о его прошлой жизни – светлое и теплое, как парень, лежащий перед ним, и слегка горьковатое, как и все воспоминания о той, прошедшей любви.
- Убирайся! – крикнул Ухён, он швырнул оружие на пол и отвернулся, направляясь обратно к дивану. – Я сказал, пошел вон! – он присел на спинку, чтобы Мёнсу не видел его лица. - Можешь валить на все четыре стороны! Оглох что ли?
Мёнсу все еще пребывал в ступоре. Он бы уже давно сбежал, но... только если бы не успел заметить этого странного выражения лица хёна. Такого он никогда у него не видел: грустное, подавленное и... обреченное? Это заставило его подойти и осторожно обнять парня.
- Что случилось?
- Ты можешь идти, Су. Бог, если он есть, уже наказал меня за все, что я с тобой сделал. Ты же знаешь, что у нашего лидера больное сердце?
Мёнсу кивнул, хотя он никогда этого не слышал.
- Ему стало хуже. Врачи настаивают на операции, ее будут делать где-то в Европе... шансы - пятьдесят на пятьдесят, что он вообще останется в живых. Он хочет провести со мной оставшееся время, поэтому я поеду с ним.
- Вот видишь. Может быть, вы все-таки будете вместе? – тихо предположил Мёнсу.
Ухён покачал головой и горько рассмеялся.
- Он не такой человек. Чувства, любовь, отношения ему не нужны, ему вообще никто не нужен. Он сам мне с самого начала сказал об этом. – Ухён поднял на него полные печали глаза. – Ты необыкновенный, Мёнсу. Красивый, умный, отзывчивый и талантливый во всем. Я думал, что с тобой я забуду о нем. Действительно, на некоторое время получилось, но я... все-таки не смог. Прости.
Мёнсу неожиданно, даже для себя, подался вперед и прижался к его губам, пытаясь передать с этим легким, но долгим поцелуем уверенность, решительность, а главное, надежду. Ухён закрыл глаза и провел ладонью по его волосам на затылке, прижимая ближе к себе. Но уже через минуту Мёнсу внезапно почувствовал упирающееся в живот дуло пистолета и отстранился. Хён улыбался.
- Если ты не уйдешь сейчас, я тебя пристрелю. Чтобы никому не достался.
- Все будет хорошо, Хён. Я уверен, - Мёнсу еще раз быстро чмокнул его в губы и побежал прочь.
Сейчас все это казалось Мёнсу всего лишь далеким сном, ведь совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежал человек, который заставлял его забыть обо всем. Человек, у которого тоже уже слипались глазки.
- Хён, мне до сих пор кажется, что ты ненастоящий. Что я сейчас закрою глаза, а когда открою, тебя уже не будет, - Джонни протянул вперед руку.
Мёнсу сделал так же и прикоснулся к его ладони своей. Сонджон вздрогнул.
- Но я настоящий. Видишь? – улыбнулся Мёнсу.
- Вижу, - мелкий тоже расплылся в счастливой улыбке, прижимая свою ладошку к его.
- Иди сюда, малыш, - Мёнсу потянул Джонни к себе, обнимая, окутывая своим теплом. Тот с радостью прижался к нему, обхватывая своими худыми ручками.
- Ты не думал о том, что в дороге время совсем другое? Оно как будто быстрее, но успеваешь больше. И совсем незнакомые люди могут сблизиться за несколько минут, - пробубнил мелкий куда-то в шею Мёнсу.
- Возможно, - тот поцеловал уже засыпающего Джонни в макушку. – Главное, что мы нашли друг друга.
Утреннее солнце уже давно светило вовсю, иногда скрываясь за бледными голубоватыми облачками, будто испугавшись своей собственной яркости. Большой город гудел, все больше наполняясь людьми, а значит красками, звуками, запахами и чувствами. А Мёнсу и Джонни заснули на полу перед дверью, на пороге квартиры и своей новой жизни...
Автор: Mickey Yuchung (Shinigami)
[email protected]
Категория: Slash
Фэндом: K-Pop, Infinite
Пейринг: Мёнсу/Сонджон, Ухён, Сонёль
Жанр: angst, romance, AU
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: Насилие, нецензурная лексика.
Размер: миди.
Статус: в процессе.
Примечания: Мне никто не принадлежит, все совпадения с реально существующими людьми случайны.
Описание: *Лилия белоснежная (Лилия белая, Лилия чисто-белая) - многолетнее растение вид рода Лилия, имеющее двуполые цветки диаметром 5-7 см., правильные, очень ароматные и красивые, белого цвета. Не стойка для вредителей и вирусных заболеваний.
С древности у многих народов считается символом красоты, совершенства, невинности, чистоты и непорочности. Подобно розе, является царственным цветком, ей приписывают божественное происхождение. Согласно сказаниям, лилия росла в раю во времена Адама и Евы, но и после искушения осталась так же чиста, как была.
Сможет ли такой нежный, невинный и наивный цветок выжить в нашем мире?
Глава 7. Часть 1- Я дома, - вполголоса сказал Мёнсу, перешагивая порог гостиной и закрывая за собой дверь.
- С возвращением, - насмешливо поприветствовал его парень, сидевший на диване, лицом к нему: в его, казалось бы, расслабленной позе чувствовалась угроза, а глаза внимательно следили за каждым движением и выражением глаз собеседника. Его Ухён. Или уже не его? - Ты опоздал, - добавил он, непринужденно закидывая ногу на ногу.
Мёнсу бросил взгляд на часы, висящие на противоположной стене – они показывали половину первого ночи. Он действительно опоздал на полчаса. Черт!
- Ты один? – немного испуганно спросил он, что не могло укрыться от Ухёна.
- Да. А ты ожидал увидеть кого-то еще? – тот сразу стал серьезным, буквально вцепляясь в него взглядом.
- Нет, - Мёнсу опустил глаза. Он все еще продолжал нерешительно стоять возле двери, не желая подходить ближе. Мысли о том, что он может больше никогда не выйти из этой комнаты, не покидали его так же, как и последние два года. Он настолько к этому привык, смирился, что они причиняли лишь небольшое беспокойство, не более.
- Ты выглядишь намного лучше, чем тогда... когда я тебя отпустил, - Ухён улыбнулся, поставил бокал с красным, похожим на кровь, вином на низкий столик из белого стекла, вставая с дивана, и легкой, кошачьей походкой стал приближаться к Мёнсу. Его взгляд изменялся – тяжелел, в нем проскакивали искорки возбуждения и веселья. Подойдя, он нежно провел пальцами по щеке парня – тот сразу же отвернулся в сторону. Когда в последний раз Ухён прикасался к нему так ласково? Мёнсу уже и не помнил, но раньше всегда... всегда каждой частичкой своей души хотел этого! А сейчас – нет. Он вспомнил Сонджона, его упорство, и решил крепиться и терпеть до конца.
Ухён, пошленько улыбаясь, повел одним пальцем дальше, по его шее вниз, и Мёнсу, в конце концов, нашел в себе силы возразить.
- Хён, я не хочу. – Твердо сказал он, поворачиваясь и заглядывая в его глаза. В них одних таилось больше опасности, чем в вооруженных силах США.
Зрачки Ухёна расширились, и в следующее мгновение он молниеносным движением, пугающе быстрым даже для трезвого человека, выхватил из кармана пистолет. Мёнсу прижался ближе к стене, откинув назад голову, когда почувствовал дуло, упирающееся прямо в подбородок. С минуту оно было неподвижно, в комнате стояла тишина, а затем холод заскользил по коже – Ухён вел пистолетом к виску.
- Ну-ка, повтори, что ты сказал, люби-и-имый, – медленно и издевательски, словно лениво, протянул он, нагло улыбаясь-ухмыляясь одной стороной губ и слегка прищурив глаза. Ему явно нравилось все это.
Игра началась? Ну уж нет – Мёнсу изо всех сил сохранял серьезное выражение лица, чтобы и сама ситуация стала еще серьезней.
- Я не хочу, - повторил он чуть громче. На лице не дрогнул ни один мускул, а пистолет остановился на виске.
В полной, гнетущей тишине раздался щелчок взведенного Ухёном курка.
***
- Вот и я, - безрадостно провозгласил абсолютно бесцветным голосом Сонджон, закрывая изнутри дверь своей пустой квартиры. Бросив чемодан, сумку и ключи на пол, он прошел по всем комнатам, на всякий случай, и, не обнаружив ровным счетом никого, открыл шкаф в спальне. На дверце висело большое зеркало, в которое он всегда смотрел, когда переодевался. На этот раз оно представило его вниманию не совсем приятную картину, и Джонни поспешил прикрыть синяки длинной футболкой – до колена, а непонятно отчего саднящее горло укутать шарфиком.
Приходя с улицы, мелкий всегда умывался и тщательно мыл руки. Вот и сейчас, сполоснув лицо прохладной водой, он почувствовал себя гораздо лучше. Размазанные по коже слезы смылись и больше не стягивали ее. «Я не буду плакать. Ни за что. Хватит уже», - твердо решил Сонджон. Помаячив по разным комнатам туда-сюда, он остановился перед небольшим, узким светло-оранжевым диванчиком в гостиной.
- Только ты меня всегда ждешь, да? – улыбнувшись и слегка наклонившись, Джонни взял на руки большого белого плюшевого медвежонка, обнял его и уткнулся в мягкий искусственный мех. Этот мишка всегда был для него особенным – именно ему Сонджон высказывал все свои обиды, огорчения, да и просто мысли.
Вдоволь потискав игрушку, он посадил ее на место и пошел на кухню, по дороге вспоминая, что из спиртного есть в доме. В холодильнике обнаружились только его запасы мартини. Достав одну бутылку, Джонни взял первый попавшийся бокал, как оказалось, для шампанского, и пошел обратно в гостиную. Там ничего не изменилось – тот же диван, тот же ковер перед ним и тот же мишка. Сонджон со вздохом опустился на ковер, сел, вытянув вперед ноги, и налил себе первый бокал. «За любовь», - прошептал он – в пустой квартире было как-то страшно разговаривать с самим собой – и выпил мартини залпом. Бокалы наполнялись и опустошались быстро и практически бесшумно, один за другим, и где-то во время середины второй бутылки Джонни, уже лежа на животе, потянул плюшевого медведя за ногу с дивана к себе. Несколько пьяно улыбнувшись, он начал свой сбивчивый монолог:
- Я люблю его... вообще не понимаю, как это могло случиться со мной? – он тяжело вздохнул. – А у него уже есть парень, очень красивый... и, я уверен, очень хороший... почему так... ты меня понимаешь? – он требовательно посмотрел на медвежонка, но тот лишь недоуменно смотрел на него в ответ своими черными глазками-бусинками. – Да ничего ты не понимаешь, - горло сильно сдавило, и Джонни опустил лицо вниз, прямо в длинный ворс ковра, и снова заплакал.
Примерно через полчаса, когда он успел немного успокоиться и даже начал засыпать, в дверь позвонили. Джонни нехотя встал и потащился открывать, зацепляясь за все косяки и практически падая на стены. Человека, стоящего за дверью, он сейчас ожидал увидеть меньше всего.
- Хё-ён? – он неожиданности Джонни даже протрезвел.
- Нажрался уже, - усмехнулся его лучший друг.
- Но... но как ты узнал, что я дома? – Джонни тупо поморгал.
- Я живу в твоем подъезде, идиот. Я видел, как ты выходил из машины, - Сонёль, нагло отстранив хозяина квартиры, зашел и закрылся. Продолжая полностью игнорировать сам факт существования здесь Сонджона, он прошел в гостиную, по-хозяйски оглядел ее, и, обнаружив на полу половину бутылки мартини, налил себе в бокал мелкого.
- Ты же вроде дуешься на меня, - Сонджон, успевший заскочить на кухню за еще одним бокалом, сел на свое, уже ставшее таким родным, место на ковре.
- Да, но мне интересно, что у тебя случилось, - Сонёль сел рядом с ним, подобрав под себя длинные ноги. – А это что? – он удивленно раскрыл глаза и схватил мелкого за подбородок, поворачивая его лицо к свету. – Ты что, подрался?
Сонджон поморщился.
- Немного. Скорее, меня побили...
- Рассказывай! – любопытный Сонёль был уже на пределе своего терпения. Он залпом выпил содержимое бокала и резко поставил его на пол, едва не отломав ножку.
Сонджон покосился на него, изображая на лице преувеличенно-наигранный испуг, но тот только фыркнул, всем своим видом показывая, что мелкий начинает его бесить своей нерешительностью.
- Хорошо, - вздохнул Джонни. – Начну с самого начала.
И он действительно начал с начала – с того, как его на дороге подобрал симпатичный, но немного странный парень по имени Мёнсу, как они более-менее наладили общение... что было потом, Джонни рассказывать стеснялся, но все же говорил, хотя его щечки покраснели, а руками он нервно мял бедный ковер, боясь поднять на друга глаза. Сонёль все больше и больше повергался в шок с каждым словом, а под конец рассказа он уже пил мартини прямо из горлышка бутылки, послав все последние сохранившиеся в его голове приличия подальше. Ведь не каждый день твой лучший друг оказывается геем! Но сказать об этом вслух, Сонджону, было слишком смущающе – впервые в жизни Сонёль чего-то смущался – поэтому, когда тот договорил, он прочистил горло и еле выдавил:
- А... эээ... то. Может, это пройдет? Ты точно знаешь, что... это любовь?
Джонни покивал головой.
- Точно. Помнишь, я говорил, он хотел меня изнасиловать? И... я потом еще сам согласился... вот, - он привстал, задирая футболку до самой шеи.
Сонёль охренел уже в который раз за вечер – он не помнил, когда в последний раз видел столько синяков и кровоподтеков! А если присмотреться, то некоторые из них были похожи на укусы... (оО)
- А на лице… это тоже он?
Джонни кивнул, опуская футболку, и сел обратно.
- И знаешь что, хён? Я его простил. Сразу! Примерно тогда я окончательно понял, что люблю его, - на глаза снова навернулись слезы, хоть мелкий и старался держаться, и Сонёль не мог их не заметить.
Он тяжело вздохнул - сейчас Джонни казался таким маленьким и несчастным... и словно даже младше, чем есть. Хотелось его защитить, утешить... Но сказать в утешение было абсолютно нечего. Поэтому Сонёль просто притянул его к себе, осторожно обнимая за хрупкие плечи, и нежно поцеловал в щеку, недоумевая, как кто-то мог обидеть такое безобидное и ранимое существо. Сонджон закрыл глаза и всхлипнул - оттого, что хён жалел его, нос чесался еще больше, и глаза тоже.
Просидев в такой позе достаточно долгое время, Сонёль почувствовал себя неловко. Он кашлянул и сказал:
- Джонни, у тебя еще есть?
Мелкий удивленно воззрился на пустую бутылку, которой хён потряс в воздухе, улыбнулся и пошел за добавкой. Этого, конечно, оказалось мало, поэтому Сонёлю пришлось сгонять до своей квартиры. Он принес припрятанное «на всякий случай» виски и «еду»: кучу ярких пакетов с какими-то сухариками, чипсами и всем остальным, что Сонджон никогда не считал за еду. Среди них оказалась даже упаковка растворимой лапши, которую мелкий демонстративно отправил... пытался отправить в мусорку, но схлопотал подзатыльник от хёна, «спасающего последние продукты». Слушая очередной рассказ Сонёля, размахивающего вилкой, Сонджон все никак не мог понять, во-первых, почему его глаза все еще целы – хён проводил этим страшным столовым прибором чуть ли не по его лицу, и, во-вторых, откуда у него вообще взялась эта вилка, если они не ели ничего, кроме чипсов?
После полночи пьяных разговоров, излияний души, пьяных слез и обнимашек, как это всегда бывает с лучшим другом, они оба вырубились прямо там, где сидели. Однако, проспав всего часа четыре в неудобной позе на полу и протрезвев, Сонёль неожиданно подскочил, случайно разбудив Сонджона тем, что хотел его устроить хотя бы на диване, и стал прибираться. Не из-за особой любви к чистоте, ведь он просто стаскивал пустые бутылки и прочий хлам на кухню и оставлял на столе, а из-за постоянно присутствующего шила в одном месте. Помятый Джонни со следами от ковра на щеках сонно шатался за ним туда-сюда по квартире, путаясь под ногами и пытаясь окончательно проснуться. В конце концов, хён наорал на него, и мелкий отправился в душ с чувством выполненного долга.
Уже досушивая волосы феном, он услышал звонок в дверь. «Кто может прийти в шесть утра? Кроме Сонёля?!» - сказать, что Джонни удивился, это значит не сказать ничего. Нахмурив бровки, он вышел из ванной и бросил взгляд на часы, которые показывали 6:10. Хён прокричал уже из коридора:
- Джонни, я открою!
Сонджон ударил себя рукой по лбу – только Сонёль может открыть дверь человеку, пришедшему ночью или, к примеру, в шесть утра, даже не спросив, кто там. Так и случилось.
- Сонёль-хён, кто пришел?.. – вырулив в коридор, мелкий замер и заткнулся, увидев на пороге Мёнсу, который пытался уничтожить его бедного друга взглядом.
Глава 7. Часть 2Услышав имя подозрительного парня, открывшего дверь, и увидев Джонни в одной футболке с полотенцем на плече, Мёнсу стал еще мрачнее, его глаза зажглись недобрым огоньком.
- Хё-ён... – неуверенно протянул Сонджон, обращаясь к нему.
Но он не успел сказать больше ничего, Мёнсу схватил Сонёля за руку и выставил на лестничную площадку, захлопывая дверь прямо перед его носом.
- Хён! – Сонджон кинулся к нему, чтобы «спасти» друга, но Мёнсу остановил его одним взглядом, который обещал адские муки в случае неповиновения. Пока он закрывался, Джонни явственно ощущал дежавю и думал, что эти двое чем-то похожи. Он развернулся и ушел на кухню, не горя желанием сейчас разговаривать с нежданным гостем. Мёнсу прошел за ним, и его взору открылась прекрасная композиция, составленная из пустых бутылок прямо на столе. Неожиданно рассердившись, он взмахнул рукой, скидывая одну из них на пол – та погромыхала куда-то за холодильник и даже не разбилась.
- Ты опять пил? – спросил он мелкого, который непроизвольно вздрогнул от громкого звука, но тут же снова принял равнодушный вид.
- Да. – Он невозмутимо сложил руки на груди и с вызовом вскинул брови. – А что?
Мёнсу в ответ только тяжело вздохнул и оглядел его с головы до ног, задержав взгляд на практически полностью голых ногах, прикрытых лишь сверху, недлинной, задравшейся спереди футболкой. Стройные и худые, они всегда сводили его с ума. Вот и сейчас Мёнсу каждой частичкой своего тела чувствовал, что рядом стоит его любимый Джонни, совсем близко, только руку протянуть, и безумно хотел прижать его к себе. Но, с другой стороны, его сердце скручивала острая боль, стоило только представить, что у Сонджона, такого нежного, родного, могло что-то быть этой ночью с другим! С этим Сонёлем! До безумия хотелось верить, что это не так, все внутри сводило от этого желания, но слепо верить в лучшее он не мог, сомнения терзали душу, как стая голодных коршунов. Да что там сомнения, все факты кричали об одном: эти двое провели вместе ночь.
Кое-как справившись с собой и почти подавив чувства боли и разочарования, Мёнсу широким жестом смахнул все со стола, подхватил Джонни за тонкую талию и поднял, усаживая на освободившееся место и вставая между его ног.
- Эй! – попытался возразить мелкий. – Отпусти меня!
- Подожди... минутку, - прошептал Мёнсу. Его тихий голос, немного хриплый и наполненный тяжелыми эмоциями, вроде грусти, отчаяния и боли, точно не разобрать, заставил Джонни застыть, вообще перестав двигаться. Он заметил, что хён был в той же одежде, что и вчера, и крошечная надежда тут же засела где-то в глубине души, сладкая, как фруктовая пастила, но причиняющая едва ощутимую боль, если ее не касаться, как заноза. Надежда на то, что он все-таки не поехал к своему парню, а вернулся сюда, к нему. К маленькому, глупому, любящему его всем сердцем ребенку.
Мёнсу же чувствовал Джонни так близко и одновременно понимал, что он так далеко, что, возможно, до него не дотянуться. Поэтому он схватился за свой последний шанс, обнял Сонджона, осторожно придерживая его за спину, прижался к нему как можно ближе и уткнулся носом в волосы, вдыхая тот самый, пьяняще сладкий, любимый запах, который он запомнил на всю жизнь. Мелкий поднял лицо вверх, закрыв глаза, и не шевелился - такой теплый, мягкий, как котенок.
- Подожди, - снова прошептал Мёнсу, как будто тот куда-то убегал. – Пожалуйста, послушай меня, я хочу многое сказать. – Джонни не откликался, просто молчал, опустив руки, Мёнсу посчитал это согласием и продолжил. – До 18 лет я жил в Корее, со своими родителями и младшим братом. Но, едва окончив школу, я встретил его. Ухён был потрясающим – красивым, ярким, чересчур общительным и легкомысленным. Он был немного старше меня, и сразу удивил и покорил своим сильным характером, смелостью и азартностью. Приехав из Америки отдохнуть с друзьями, он разбрасывался деньгами направо и налево, каждый день гулял в клубах, ездил на крутых тачках и вообще делал все, что хотел. Знаешь… про таких людей говорят, что они вообще без башни. Он постоянно ввязывался во что-то опасное, рисковал, и ему все странным чудесным образом сходило с рук. Тогда я думал, что ему просто невероятно везет. Ухён получал все, что желал, часто вообще без усилий... и меня он тоже получил сразу, буквально вцепился зубами и отбил у всех. Если хочешь, я расскажу, - Мёнсу с замиранием сердца ждал ответа, он боялся, что Джонни не захочет этого слушать и выставит его из квартиры. Но тот только едва заметно кивнул, соглашаясь. – Он увидел меня в клубе, запал на симпатичную мордашку и попытался снять за деньги. Я ударил его по лицу, но потом, позже, ко мне пристали какие-то парни, целая компания, и Ухён увидел это. Мгновенно оказавшись возле меня, он побил их всех, схватил меня за руку и сбежал. Мы долго неслись по ночным улицам и смеялись, как ненормальные... Вот так все и было.
Мёнсу сжал Джонни в объятиях покрепче и только после этого продолжил:
- Поначалу все было как во сне, слишком хорошо. Он признавался мне в любви, заваливал дорогими подарками, таскал с собой по клубам и шикарным отелям. Но вскоре мои родители все узнали и забили тревогу: заперли меня дома, запретили с ним видеться и вообще выходить на улицу. И тогда я сбежал. Возможно, кто-то осудит меня за тогдашнее поведение, но мне было на все плевать, лишь бы он был рядом. Я делал все так, как говорил мне Ухён, и даже не задумался о том, как он так быстро подготовил все документы для того, чтобы я мог уехать в другую страну. Его каникулы заканчивались, и я уехал в Америку вместе с ним. Только там я, наконец, понял, что он за человек. Его отец очень богатый и влиятельный бизнесмен, который, прикрываясь своими деньгами и положением, занимается различными темными делами, а мать давно умерла, говорят, покончила с собой. Но это неизвестно. Ухён как-то по-пьяни говорил мне, что она узнала, чем занимается ее муж, и хотела сдать его, ну и... он сам ее убил. Я думаю, что это больше похоже на правду. У Ухёна за городом есть собственный особняк, и мы жили там вдвоем. Ну, то есть мы вдвоем, охрана и прислуга. Мне нельзя было выходить из этого дома без разрешения и личной охраны, поэтому я совсем не знаю английского. Я за все эти два года общался с кем-то, кроме Ухёна, раза два.
Мёнсу тяжело вздохнул.
- Он пошел по стопам отца… частично. Как я позже узнал, Хён был членом какой-то банды, которая состояла из таких же молодых парней, как он, и возглавлял ее его друг, такой же «золотой мальчик», как сам Ухён. Я видел его, сначала у нас дома, вместе с другими. Все обращались к нему официально и уважительно, называли «господин», кроме Ухёна. Как друг детства, он называл его по имени или хёном. Я заметил, что у них вообще какие-то странные отношения, но не придал этому значения, потому что и так было слишком много проблем. Я узнавал все больше и больше о жизни Ухёна. У его банды было что-то типа штаба далеко за городом, они занимались угоном автомобилей, нелегальными гонками, грабежами и прочим, причем относились ко всему этому так, словно это игра, забава. Главное – сумасшедший риск, адреналин, безумие. И тренировки, тренировки, тренировки. Такое ощущение, что они готовились в спецназ. Ухён как-то таскал меня на несколько таких, я там чуть не сдох, наворачивая круги по лесу с винтовкой в зубах, весь в грязи... Там я снова видел их лидера. Оказалось, что у Ухёна лучше всех получалось обращаться с оружием, он никогда не промахивался... нож, пистолет – с ними он не расставался, наверное, и во сне. Даже когда мы занимались сексом, он мог связать меня и угрожать оружием. Поначалу мне это нравилось, я верил ему, думал, что пистолет не заряжен. До одного случая... У нас появилась новенькая горничная, Виктория, неуклюжая и смешная. Она сразу начала на меня засматриваться, и, кажется, Ухён это заметил. Он терпеть ее не мог и гонял больше других. И вот однажды вечером, когда мы занимались любовью, она по ошибке залетела прямо в спальню и испуганно остановилась посреди комнаты. Ухён ужасно разозлился, перевел на нее пистолет, который до этого был у моего подбородка, и выстрелил... Ей крайне повезло, что он был пьян, а может он специально промахнулся, я не знаю. Выстрел получился в плечо. Она упала на пол и лежала там без сознания до тех пор, пока мы с Ухёном не закончили.
Рассказывая всё это, Мёнсу чувствовал, что слова даются ему все труднее и труднее. Возможно, Сонджон испугается и не захочет иметь с ним дело... да так и будет. Но попытаться рассказать всё до конца, ничего не утаивая, уже стало его целью, придав решимости. Джонни же, наоборот, дрожал как осиновый лист, уже давно сжимая в руках футболку хёна от переполняющих его эмоций. Оказывается, Мёнсу просто боялся все это время! Хотелось успокоить и обогреть его так много пережившую душу, поэтому Сонджон внимательно слушал каждое слово, пропуская через себя все его чувства, еле сдерживаясь от слез, которые подступили к горлу. Но он же обещал не плакать! Мёнсу тем временем продолжал:
– Позже, отец Ухёна предлагал Виктории большие деньги, чтобы она не заявляла на него в полицию, но она отказалась. Она оказалась смелой девушкой, прямо как ты, - Мёнсу улыбнулся, - и упорно отказывалась от каждого его предложения, потому что хотела защитить меня! И тогда я... я сам попросил ее ничего не делать! Я знаю, что поступил как последний трус и подлец, но, несмотря на то, что я был напуган, больше всего я хотел защитить Ухёна! К тому же, я знал, что в случае, если она не согласится, ее просто убьют. И никто никогда даже не найдет следов ее присутствия в этом городе. Она отступила и уехала по моей просьбе, а я стал бояться Ухёна. Но еще больше я его любил, как ни странно. Я уже знал, что моя жизнь для него ничего не значит... он показал свое истинное лицо – начал избивать меня и жестоко насиловать. Но это случалось редко, а в остальное время он вел себя, как раньше – это-то и не давало мне уйти. Да и куда бы я пошел? Одно ласковое слово, жест – и я уже готов остаться и терпеть. Сам не понимаю, как это могло произойти – что я так привязался к нему. Так прошел еще год. И вот... недавно, два месяца назад, случилось то, о чем я хочу забыть навсегда. Но это настолько отпечаталось в моей памяти, что я помню каждую секунду того злосчастного дня! – Мёнсу опустил голову на плечо мелкого, изо всех сил избегая его взгляда.
Джонни очень хотелось посмотреть в глаза хёну, увидеть в них все то, что тот чувствовал, но он продолжал спокойно сидеть и слушать, прекрасно понимая, что этого делать не стоит.
– Утром я по просьбе Ухёна поехал к его отцу, чтобы увезти какие-то бумаги. Сам он валялся в постели, все еще пьяный после вечеринки, с которой практически приполз накануне. А когда я вернулся... он был там уже не один. Я стоял возле приоткрытой двери нашей спальни, словно лишившись способности говорить, двигаться и даже дышать, потом сполз вниз и заплакал. Впервые я видел, чтобы Ухён не подчинял, а подчинялся. В тот момент я понял, что он меня никогда не любил, а только держал рядом, как красивую любимую игрушку! Потому что так, как на этого парня, своего лидера, он на меня никогда не смотрел. И дальнейшие события только подтвердили мои предположения. Этот... этот парень встал, подошел к двери и затащил меня внутрь комнаты, рывком подняв на ноги. – Мёнсу на секунду прикрыл глаза, вспоминая все до последнего слова, до малейшей детали.
- Действительно, красивый, как картинка. Ты был прав, - зловеще усмехнулся лидер, слегка прищурив узкие глаза и приподняв его заплаканное лицо за подбородок.
- Как будто ты его раньше не видел, - Ухён фыркнул, устраиваясь повыше на подушке и закуривая.
Парень внезапно схватил Мёнсу за волосы так, что тот взвыл, и, протащив по комнате, бросил на кровать. Наклонившись, он стал вытаскивать ремень из своих штанов, которые висели на стуле. Мёнсу пополз к Ухёну и прижался к нему, дрожа от страха. Животный ужас, сводящая с ума боль измены и предательства, смертельная паника и трепет – все это смешалось, доводя его самого до безумия. Он не хотел этого. Он все бы отдал, чтобы это не случилось!
- Ну-ну, - улыбнулся Ухён, погладив его по голове. – Чего ты так трясешься, все те...
- Не надо, - только и успел прошептать Мёнсу, глядя на него такими огромными испуганными глазами, что у того во взгляде даже промелькнуло сомнение. Но оно тут же рассеялось, как дым от сигареты в его руке.
Нет, ему никогда не забыть этого дня, как бы он не хотел. Все происходившее тогда было выжжено, вырезано прямо на обратной стороне его век. Иногда во снах, иногда наяву, оно всплывало наружу, обновляя грязные воспоминания и боль в душе. Мёнсу прижался к Сонджону еще ближе, с силой вдыхая его божественный запах, но чувствуя только запах собственной крови, которую он узнает из миллиона. По запаху.
- В общем, они били и трахали меня, как звери. – Даже сейчас он сжимался, когда вспоминал об этом. И тем более, это был первый раз, когда он кому-то это сказал. – Я несколько раз терял сознание. Потом они переключились друг на друга – когда я в последний раз очнулся, я видел их... и кровь... она была повсюду, даже застилала мне глаза. Не знаю, кто додумался вызвать врача, но очнулся я уже в больнице, в шикарной одноместной палате, совершенно один. Несомненно, все лечение оплатил Ухён... но... я лежал там больше месяца, и он ни разу не пришел. Когда я вернулся домой, он дал мне ключи от одной из своих машин, кредитку, оформленную на мое имя, и отпустил на двадцать дней.
Джонни слушал это, широко распахнув глаза и смотря в никуда. Ему казалось, что все это ненастоящее, что это сюжет какого-то фильма, но не то, что могло бы произойти в жизни. Тем более с его любимым хёном!
Мёнсу прикрыл глаза, снова воскрешая в памяти образы, моменты, звуки... за мгновение в его голове вихрем пронеслось все это, оставляя после себя лишь пустоту и неясные сожаления.
Когда он пришел домой после больницы, он боялся всего, как маленький испуганный зверек, вроде белки или хорька.
- Держи, - Ухён с порога бросил ему ключи. Потом все-таки подошел и протянул руку, чтобы провести по волосам, но Мёнсу тут же зажмурился и съежился, словно его хотели ударить. Рука хёна замерла на полпути, а губы недовольно скривились. Он протянул Мёнсу кредитку. – Езжай куда хочешь. Делай что хочешь. Условие одно – ты должен вернуться через двадцать дней.
Вспоминать было тяжело и больно, но крайне необходимо. Мёнсу так нежно и благодарно, как только мог, поцеловал притихшего Джонни в плечо и продолжил говорить:
- Я путешествовал без особой цели, без интереса, без желания путешествовать вообще... но и вернуться не мог. Я решил, что больше никогда никого не полюблю. А потом... потом я встретил тебя. И все окончательно запуталось. Сначала я не понимал, почему меня так тянет к тебе, - он вздохнул, - а потом не мог в это поверить. Я не хотел тебя отпускать до последнего, но все же заставил себя. А когда снова оказался там, с ним... я подумал, почему я должен упускать, возможно, любовь всей моей жизни из-за такого человека? – услышав эти слова, Джонни вздрогнул. Он не верил своим ушам. Неужели хён... тоже любит его?!
Словно читая его мысли по глазам, Мёнсу мягко улыбнулся, погладил его ладонями по щекам и, приблизившись к губам, замер в сантиметре от них.
– Я люблю тебя, Джонни. Ты должен решить, нужен ли я тебе... такой, - он снова прикрыл глаза, и у Сонджона на мгновение перехватило дух – он залюбовался на темные, красивые ресницы хёна, и сам преодолел последний разделяющий их сантиметр. Мёнсу слегка поцеловал его и отстранился. – Я люблю тебя, - повторил он и улыбнулся искренне, широко. Джонни хотел что-то ответить, но Мёнсу приложил ему палец к губам. – Это еще не все. Я хочу сказать, что мне все равно, со сколькими ты встречался до меня. Или во время нашей поездки... – он вспомнил про Сонёля и нахмурился, - или даже сейчас. Ты должен быть со мной!
Сонджон удивленно уставился на него, думая: «Разве он не противоречит сейчас сам себе? То говорит, что я могу выбрать, то, что я обязательно должен быть с ним. Хотя... это же хён, он сам сплошное противоречие».
- Ты сейчас сказал намного больше, чем за все время нашей поездки, - выпалил он совсем не то, что собирался.
Мёнсу улыбнулся в ответ:
- Раньше я больше разговаривал. Потом, - он отвел взгляд, - незачем было.
- Хён, ты такой дурак! – Джонни кинулся ему на шею, слезая со стола. – У меня вообще никого не было, кроме тебя! Потому что я раньше никогда не любил!
На этой радостной ноте раздался звонок в дверь. Счастливый Джонни потащил прифигевшего от таких заявлений Мёнсу в коридор.
- Эм... – на площадке стоял Сонёль и насмешливо разглядывал то Сонджона, то прицепившегося к нему сзади парня. – Я, конечно, рад счастливому воссоединению прекрасной парочки и все такое, только можно я свои кроссовки заберу? А то я в них хотел сегодня на учебу пойти.
Мёнсу, надувшись, прижал Джонни поближе к себе, положив подбородок ему на плечо.
- Конечно, хён, - улыбнулся мелкий. – Познакомься, это Мёнсу. Мёнсу-хён, - он повернул к нему голову, - это Сонёль, мой лучший друг.
- Привет, - буркнул Мёнсу.
- Привет, - Ёлли ощерился на все тридцать два.
Когда за ним закрылась дверь, Джонни опустился на пол и обессилено растянулся посреди коридора. Узкие кусочки деревянного покрытия были слегка прохладными, но он настолько устал за последние дни, что мог бы уснуть прямо здесь. Мёнсу неожиданно улегся рядом с ним.
- Так это твой друг?
- Что? А, Сонёль? Да. Мы с ним год назад познакомились, он по той же программе обмена попал в наш колледж, что и я, только на другую специальность. Мы даже квартиры сняли рядом.
Джонни улыбнулся, вспомнив, как под новый год Сонёля выперли из предыдущей квартиры, и как он помогал несчастному хёну договориться с хозяевами квартиры в своем подъезде. Положив руки под голову, мелкий смотрел в потолок и думал. Мёнсу рядом занимался тем же самым. Неожиданно Сонджон произнес:
- Что будет дальше?
- Дальше? – переспросил Мёнсу.
- С нами? – Джонни ждал ответа со страхом, ведь неизвестно, что у хёна на уме.
- Ну... – Мёнсу снова задумался. – Будем встречаться?.. – наполовину спросил, наполовину предположил он.
- Ты переедешь ко мне? – прямо спросил Сонджон, повернувшись к нему.
- Нет, - Мёнсу тоже лег на бок, лицом к нему, и улыбнулся. – Я хочу первое время пожить отдельно. У нас все будет так, как надо. Будем ходить на свидания... в кино, в кафе, в парк... Я буду дарить тебе конфеты в коробках в виде дурацких сердечек... Какие ты любишь?
- Вишню в шоколаде, - улыбнулся Джонни.
- Вот. И твое любимое розовое вино... и цветы... лилии... – Мёнсу чувствовал, что начинает потихоньку засыпать. Глаза закрывались, словно сами собой.
- Почему именно лилии? – Сонджон удивленно округлил глаза. – И вообще, хён, я ведь не девушка, чтобы ты мне все это дарил!
- Потому. – Мёнсу пропустил его слова мимо ушей. – Иногда я буду оставаться на ночь у тебя, а утром ты будешь готовить вкусный завтрак... или я буду... и однажды я останусь с тобой навсегда. Пока не выгонишь.
- Не выгоню! Хён, я не знал, что ты такой романтик! – Сонджон рассмеялся.
Мёнсу мягко улыбнулся. Стоило закрыть глаза, как перед ними промелькнуло последнее воспоминание о его прошлой жизни – светлое и теплое, как парень, лежащий перед ним, и слегка горьковатое, как и все воспоминания о той, прошедшей любви.
- Убирайся! – крикнул Ухён, он швырнул оружие на пол и отвернулся, направляясь обратно к дивану. – Я сказал, пошел вон! – он присел на спинку, чтобы Мёнсу не видел его лица. - Можешь валить на все четыре стороны! Оглох что ли?
Мёнсу все еще пребывал в ступоре. Он бы уже давно сбежал, но... только если бы не успел заметить этого странного выражения лица хёна. Такого он никогда у него не видел: грустное, подавленное и... обреченное? Это заставило его подойти и осторожно обнять парня.
- Что случилось?
- Ты можешь идти, Су. Бог, если он есть, уже наказал меня за все, что я с тобой сделал. Ты же знаешь, что у нашего лидера больное сердце?
Мёнсу кивнул, хотя он никогда этого не слышал.
- Ему стало хуже. Врачи настаивают на операции, ее будут делать где-то в Европе... шансы - пятьдесят на пятьдесят, что он вообще останется в живых. Он хочет провести со мной оставшееся время, поэтому я поеду с ним.
- Вот видишь. Может быть, вы все-таки будете вместе? – тихо предположил Мёнсу.
Ухён покачал головой и горько рассмеялся.
- Он не такой человек. Чувства, любовь, отношения ему не нужны, ему вообще никто не нужен. Он сам мне с самого начала сказал об этом. – Ухён поднял на него полные печали глаза. – Ты необыкновенный, Мёнсу. Красивый, умный, отзывчивый и талантливый во всем. Я думал, что с тобой я забуду о нем. Действительно, на некоторое время получилось, но я... все-таки не смог. Прости.
Мёнсу неожиданно, даже для себя, подался вперед и прижался к его губам, пытаясь передать с этим легким, но долгим поцелуем уверенность, решительность, а главное, надежду. Ухён закрыл глаза и провел ладонью по его волосам на затылке, прижимая ближе к себе. Но уже через минуту Мёнсу внезапно почувствовал упирающееся в живот дуло пистолета и отстранился. Хён улыбался.
- Если ты не уйдешь сейчас, я тебя пристрелю. Чтобы никому не достался.
- Все будет хорошо, Хён. Я уверен, - Мёнсу еще раз быстро чмокнул его в губы и побежал прочь.
Сейчас все это казалось Мёнсу всего лишь далеким сном, ведь совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежал человек, который заставлял его забыть обо всем. Человек, у которого тоже уже слипались глазки.
- Хён, мне до сих пор кажется, что ты ненастоящий. Что я сейчас закрою глаза, а когда открою, тебя уже не будет, - Джонни протянул вперед руку.
Мёнсу сделал так же и прикоснулся к его ладони своей. Сонджон вздрогнул.
- Но я настоящий. Видишь? – улыбнулся Мёнсу.
- Вижу, - мелкий тоже расплылся в счастливой улыбке, прижимая свою ладошку к его.
- Иди сюда, малыш, - Мёнсу потянул Джонни к себе, обнимая, окутывая своим теплом. Тот с радостью прижался к нему, обхватывая своими худыми ручками.
- Ты не думал о том, что в дороге время совсем другое? Оно как будто быстрее, но успеваешь больше. И совсем незнакомые люди могут сблизиться за несколько минут, - пробубнил мелкий куда-то в шею Мёнсу.
- Возможно, - тот поцеловал уже засыпающего Джонни в макушку. – Главное, что мы нашли друг друга.
Утреннее солнце уже давно светило вовсю, иногда скрываясь за бледными голубоватыми облачками, будто испугавшись своей собственной яркости. Большой город гудел, все больше наполняясь людьми, а значит красками, звуками, запахами и чувствами. А Мёнсу и Джонни заснули на полу перед дверью, на пороге квартиры и своей новой жизни...